Наивности. Василий Верещагин
Читать онлайн книгу.
ибрата!
– Захожу, говорит, раз в комнату Михаила Дмитриевича – дверь была не заперта, – а у него девица… Я и говорю: «Ах, ваше превосходительство, а еще Геок-Тепе[1] покорили! Нехорошо, нехорошо…»
– Ну, а он что же? – спрашивает Тургенев.
– Ничего – известно что: пошел, говорит, вон, старый дурак!
Это напоминает мне анекдот о наивности карабахского татарина: прибегает татарин к жене, совсем запыхавшись: – Хана видел сейчас! – Что ты! – Хан разговаривал со мною. – Что ты говоришь! что он тебе говорил? расскажи… – Едет, видишь ты, хан и с ним нукера… – Ну! – Ну, а я стою на дороге. Хан посмотрел на меня и говорит мне: «Что ты, говорит, на дороге-то встал, собака, пошел прочь!»
Известный естествоиспытатель Н. А. Северцев[2], так много потрудившийся в Туркестане, часто жертвовал собою для науки; известно, что его даже взяли раз в плен, хотели обратить в мусульманство, всячески истязали, рассекли нос и ухо, начали отрезать голову и т. п.
Никогда, однако, его жертвы на алтарь естествознания не имели такого успеха, как принесенные по случаю бывшего в 1868 году в Ташкенте землетрясения. В городе оказались аварии, много домов потрескалось, некоторые вовсе разрушились, и, разумеется, доискивались потом, в котором именно часу было землетрясение, какой силы, в каком шло направлении и т. д.
Северцев напечатал в «Туркестанских ведомостях» заметку с полным разъяснением явления, случившегося в 2 часа ночи, причем прибавил, что указанное им направление землетрясения не подлежит сомнению, потому что «все бутылки, стоявшие у него на столе, упали в одну и ту же сторону».
Мнение его и было принято, конечно, но мы, молодежь, состоявшая при генерале Кауфмане[3], подняли другой вопрос: зачем у Северцева были бутылки на столе? – Позвольте, позвольте, – приставали к нему, – вы говорите: это было ночью? – Да. – В два часа ночи? – Да. – Вы сидели за столом? – Да, сидел за столом. – И перед вами стояли бутылки? – Да, бутылки. – И много бутылок? – Да, несколько. – С чем были эти бутылки? зачем в 2 часа ночи бутылки?.. Бедный Н. А. начал, наконец, сердиться.
В бытность мою в Туркестане я был хорошо знаком с военным губернатором Г*. Уезжая в одну из экскурсий, я просил его подержать у себя, на время моего отсутствия, все мои наброски и этюды, писанные масляными красками, прибавивши крепко-накрепко просьбу не испортить их. Из путешествия писал об этом же, т. е. напоминал, чтобы этюды как-нибудь не попортились.
Приезжаю назад, и первый вопрос к Г*. «Целы ли этюды?» – «Целы, целы, в таком месте, что не могли испортиться. Мина! – зовет генерал слугу, – укажи Василию Васильевичу его картины…» Я отправляюсь и нахожу мои этюды – на погребе.
Г* был очень бравый генерал, но – из тех, что «пороха не выдумают». Между подчиненными его представился ему доктор Иностранцев.
– Это ваши известные капли? – спросил генерал.
– Нет, ваше превосходительство, то доктор Иноземцев, а я – Иностранцев.
– Иностранцев или Иноземцев – не все ли равно?
После третьего штурма Плевны я поехал как-то в штаб генерала И. Д. Зотова[4], по приглашению моего корпусного товарища П., бывшего адъютантом у генерала.
И так уж от военных неудач на душе было невесело, а тут еще погода стояла отвратительная; моросивший дождик успел вымочить меня за время переезда от Парадима до зотовского штаба.
Кроме П., в палатке были начальник штаба полковник Н. и гусарский юнкер Т., до войны состоявший секретарем посольства в Вене, а тут, при штабе, выручавший своего генерала дипломатиею и знанием французского языка в сношениях с «Румынским Карлою».
Было холодно, неприютно и голодно. Дождь полил такой, что солдаты не могли варить горячей пищи, да и большинство офицеров голодало.
Кажется, по случаю моего приезда Н. или Т., не помню, который именно, вытащили на сцену последнюю бывшую у них жестянку консервов: сосиски с капустою! Порция была по-братски разделена между всеми, и мы с П. сейчас же съели свои части, но Н. и Т., как истинные gourmets[5], распорядились иначе: достали спиртовую лампу и разогрели на ней choux-croute. Признаюсь, когда пошел аппетитный запах от зашипевшего на огне блюда, у меня слюнки потекли: вишь ты, думалось, злодеи, что сочинили, как это практично, – как я-то не догадался!
А они, заметивши нашу зависть, еще давай подзадоривать: «Ага! небось раскаиваетесь, что скушали; подождите, вот полюбуйтесь, как мы начнем есть сейчас!» – Минута нашего испытания наступила: приятели выложили сосиски на тарелки, вооружились ножами и вилками… В это время в отверстие палатки просунулась седая голова, с огромными темными очками, генерала Зотова, обратившегося с каким-то вопросом к Н. …
– «Милости прошу, ваше превосходительство, – поспешил выговорить тот, вскакивая с места, так же, как и Т., – не угодно ли закусить». – «Благодарю, не откажусь», – отвечал генерал, живший
гурманы (