100 великих криминальных драм XX века. Марианна Сорвина
Читать онлайн книгу.
о «прирожденном преступном типе личности» и предлагал заранее определять преступников по форме черепа и ушей. Прирожденных преступников он обозначил словами «homo delinquent» («человек преступный») и объявил, что уничтожение таких людей облегчит работу сыска на будущее.
Учение Ломброзо имело огромный резонанс и встретило как горячих поклонников, так и гневных противников. Одним из противников предвзятой доктрины был русский писатель Иван Бунин, сочинивший в 1916 году в стиле «арт-нуар» иронический рассказ о так и не пойманном серийном маньяке Адаме Соколовиче «Петлистые уши»:
«– А как же я того выродка узнать могу, если он здоровый, как той кабан? – насмешливо спросил Левченко.
– А по ушам, например, – ответил Соколович не то всерьез, не то насмешливо. – У выродков, у гениев, у бродяг и убийц уши петлистые, то есть похожие на петлю, вот на ту самую, которой и давят их.
– Ну, знаете! Убить всякий может, если разгорячится, – небрежно вставил другой матрос, Пильняк. – Я раз в Николаеве…
Соколович выждал, пока он кончит, и сказал:
– Я, Пильняк, тоже подозреваю, что эти уши присущи не одним только так называемым выродкам. Страсть к убийству и вообще ко всякой жестокости сидит, как вам известно, в каждом. А есть и такие, что испытывают совершенно непобедимую жажду убийства, – по причинам весьма разнообразным, например, в силу атавизма или тайно накопившейся ненависти к человеку…»
Эта подсмотренная русским писателем Буниным «тайно накопившаяся ненависть к человеку» превозмогла всё – она стала главной движущей силой новой эпохи. А ХХ век стал веком межнациональных катаклизмов и вызывающей ненависти к «иному», «другому» – иначе верующему и иначе мыслящему. То есть – веком публичности, статистики и мировых войн.
Уже накануне Первой мировой войны, в 1909 году, другой итальянский юрист Сципио Сигеле заметит эту публичность нового века и озаботится не отдельной преступной личностью, а целой группой агрессивных лиц, одержимых идеей. Наблюдая происходящие в начале ХХ века уличные беспорядки и предвидя дальнейшие массовые катаклизмы века, он издал в 1909 году книгу «La folla criminale» («Криминальная толпа»), посвященную тому, что всё чаще стало проявляться в городах, – экстремистской, криминальной сущности скопления людей. Тому, что видел Сигеле, и тому, чего ещё не видел и видеть не мог – пожару Первой мировой войны, а потом и Второй мировой: то был коллективный век.
Своей работе Сципио Сигеле предпослал цитату криминолога Энрико Ферри: «От соединения личностей в результате никогда не получается суммы, равной числу их единиц». Пафос этого высказывания понятен: когда личности под воздействием любой идеи объединяются, они утрачивают свою индивидуальную неповторимость. Впрочем, сходное положение, независимо от Ферри, высказал австрийский философ и психолог Кристиан фон Эренфельс: «Целое – это некая реальность, отличная от суммы его частей».
Не оспаривая мнение Эренфельса в отношении личностей, хочется всё же возразить – не по поводу людей, а по поводу самих преступлений: каким бы частным, локальным, бытовым и даже прецедентно исключительным не было преступление, оно всегда является отражением эпохи и того географического ареала, в котором произошло. И все эти отдельные случаи, даже будучи на первый взгляд необычными и нетипичными, по-своему типичны. Они складываются в общую картину мира, как осколки складываются в большой калейдоскоп изменяющейся реальности.
Начало бурного века
Рассматривая различные криминальные истории, неожиданно приходишь к выводу, что ХХ век начался фактически не с 1900-го года, а с 1914-го. До Первой мировой войны человечество еще продолжало проживать век XIX – с его зловещими тайнами и великосветскими драмами; с его вестернами и авантюрами. До мировой войны это еще был «маленький» век – личный и камерный, как сюита. И таковы же были его преступления: даже акты политического террора напоминали внутреннюю, психологическую драму – как жертвы, так и преступника.
И, коль скоро итальянцы внесли такой своеобразный вклад в мировую теорию о преступности в начале ХХ века, начинать рассказ следует именно с них – с роковых страстей и безмятежно солнечной Венеции, где так любили отдыхать европейцы, в том числе и наши соотечественники. Венеция того времени никоим образом не сочеталась с преступными намерениями, но там происходили драматические истории, характерные для начала ХХ века – страстные и зловещие, темпераментные и романтические. Но в основе этих историй чаще всего были совсем не романтичные деньги.
Запутанная история графа Комаровского
В те годы Венеция еще не кишела безумными туристами, а воды ее каналов не были загрязнены, как в наши дни, да и вообще экология напоминала о чудесных временах XVIII–XIX веков, когда русские художники вдохновенно писали венецианское утро, подернутое туманом, и маленьких изящных гондольеров на крошечных лодочках. Мир казался огромным, как рай, а человек в нем был спокоен и безмятежен. Но ХХ век надвигался неумолимо, а вместе с ним и та новая реальность, породившая запутанные преступления, в которые были вовлечены самые разные лица.
Очевидно,