Снова кадров чередой случайной

      Мне цветное крутится кино,

      И в мозгу их преломленья тайной

      Ткется слов узорное шитье.

      На экран реальности затменья

      Вновь всплывают в памяти моей

      Скал узор Гуамского ущелья

      И в лучах блистающий Сидней.

      Меркнет свет и исчезают звуки,

      Пропадают мысли и слова:

      Снова оглушительные руки

      Жгут, как противень кемерского песка.

      Чтоб ушла гордыня-недотрога

      Вновь лица сухой Сахары зной

      Охладят Шавлинские озера

      Ледниковой, талою водой.

      В пузырьках дыханья аквалангов

      Вновь осуществится мыслей фрахт

      Зарослью египетских кораллов,

      Очертаньями вверху парящих яхт.

      Вновь покажется, что в череде романов,

      Чтоб за ночь прическа не сошла

      Кружевною сеткою каналов

      У Венеции покрыта голова.

      Вновь несет в катуньские пороги,

      Где порою кажется: «Ну, все…»

      Не дождетесь! Не прошу подмоги!

      Все еще держу в руках весло!

      Но снесет Катунь-река гранит заслонов

      И в сознанье памяти наждак

      Снова выпилит долину фараонов,

      Сфинкса, пирамиды и Карнак.

      Вновь придет, как в череде сомнений,

      Заплутать в лесу мистических колонн:

      В иероглифы прошедших поколений

      Саваном Карнака погребен.

      Вновь услышу и увижу так реально,

      И, наверное, не буду в этом нов,

      В широте мелодий венских вальсов

      Блеск размаха у ее дворцов.

      Памяти счастливые подарки

      Вновь пронзают, словно небо стриж,

      Как с макушки Триумфальной арки

      Под ноги мне падает Париж.

      Вот, как струны, натянулись фьорды

      И колками гор встает земля.

      Гордой музыкой звучат от них аккорды

      Из под водопадного смычка.

      Альп швейцарских выгнутые спины,

      Горной речки бурная вода:

      Мчится вверх из обжитой долины

      Поезд, увозящий в небеса.

      Вознесенью велено случиться

      По швейцарской точности часам,

      Чтоб с Европы крыши поклониться

      Взрыву круч, снегам и небесам.

      Падают вниз тихие долины,

      Звон в ушах, стучится в мысли кровь.

      Кажется: три гордые вершины

      Как надежда, вера и любовь.

      Но, увы, сестер закрыты лица

      Под тумана плотную вуаль,

      Не вглядеться в них, ни раствориться

      С ними в неба призрачную даль.

      Может быть я просто недостоин

      Видеть их сквозь неба паранджу,

      Обреченный, словно с ветром воин,

      Догоняя, вспугивать мечту?

      Может быть желаний разночтенья

      Нашептали мне не те слова

      В суете поспешного моленья

      Около карнакского столба?

      Может слишком счастьем обеспечен,

      И не знаю стоит что чего,

      И за это им не интересен,

      Как ковбой неуловимый Джо?

      И сомненья стянут, как одежда:

      Может быть стократ другим нужней

      И любовь, и вера, и надежда

      И в лучах блистающий Сидней?

      Есть вопрос и не найду ответа

      Кто я: от рожденья до седин

      У желаний солнечного лета

      Раб немой иль властный господин?

      Фокус четче делает природа:

      С каждым годом вижу все ясней,

      Что судьбы шагреневая кожа

      Площадью, чем меньше, тем нежней.

      Видно с сократившейся основы

      Твердой, как у культуриста торс,

      Сохранив материю природы,

      Прорастает мягкий, длинный ворс.

      Титры слов уже не различимы,

      Перекрестье мыслей тех вдали,

      За окном – унылые равнины,

      А ведь только высились хребты.

      Треском клавиш мысли вышибаю

      В книжки