Готический ангел. Екатерина Лесина
Читать онлайн книгу.
ероника приносит, чтобы ему лучше спалось. Молоко Савелий не любит, но пьет, чтобы не огорчать Веронику. Она хорошая, и зря матушка говорит, что он уже слишком большой, что пора гувернера нанимать. Думать об этом страшно: а ну как и вправду наймут, а Веронику рассчитают. Что тогда?
– Но сегодня, пожалуй, можно. – Вероника садится прямо на полосу лунного света. И волосы, и лицо ее тоже становятся белыми-белыми. – Закрывай глаза. Давным-давно, в Англии, а может, во Франции или даже в Испании жил рыцарь.
– Как его звали?
Она на мгновенье задумалась:
– Ну… например, Анри.
– Тогда во Франции.
– Пускай, – соглашается Вероника. – Он был славным рыцарем, храбрым и благородным, он сражался и побеждал, но даже враги уважали его за достоинство и честность.
– Как Ричарда Львиное Сердце?
– Да. А потом однажды рыцарь влюбился… – Голос Вероники чуть дрогнул, и Савелий открыл глаза. Да и неинтересно так лежать, с закрытыми.
– Она была красивой? Как вы?
Мадемуазель Вероника улыбнулась.
– Она была очень красивой и очень гордой, как и положено красавице. Ее благосклонности… ее руки, – тут же поправилась Вероника, – добивались самые знатные люди королевства.
– И сам король?
– Возможно, что и король. Спи, закрывай глаза.
От одеяла пахнет пылью, от подушки тоже, и хочется чихнуть, но нельзя, а то Вероника решит, что он снова заболел, а значит, и обещанный поход в парк заменится пустым лежанием в постели.
– Но так случилось, что сердце свое красавица отдала другому. Рыцарь страдал, но изменить решение возлюбленной не мог и, чтобы хоть как-то унять душевную боль, отправился в странствие.
Странствия – это дорога, как в парке, широкая, вымощенная круглым булыжником, кирпично-красным, изъеденным щербинками и вылизанным солнечными лучами до блеска. Конские подковы выбивают из булыжника искры, которые тут же гаснут, колеса карет перескакивают с камня на камень, стучат, уносят на ободе желтые осенние листья, сапоги ступают мягко, а собачьи лапы еще мягче… У матушки болонка Лизетт, Вероника иногда берет ее с собой.
Лизетт не любит дорогу.
Моргнув, Савелий прогнал навалившийся сон, ненадолго, ровно настолько, чтобы дослушать сказку.
– Однажды он встретил цыганку, старую горбатую карлицу, которая раскладывала карты и рассказывала людям о том, что было и что будет. Увидев, как горит от боли и любви душа рыцаря, она предложила ему помощь.
Цыгане у Федор Федоровича, целый табор, они яркие, шумные и красивые, особенно Марко, который учил Савелия плясать, но матушка разгневалась…
– Она вынула сердце рыцаря из груди и превратила его в кусок сердолика. – Вероникин голос будто в тумане, просачивается сквозь призрачные фигуры цыган, скользит по дороге белой полосой лунного света. – А ювелир вырезал из камня ангела, которого отправили в подарок красавице.
В подарок? Зачем? Непонятная сегодня сказка.
– Потому что рыцарь очень-очень хотел быть рядом с нею, защищать и оберегать… – Вероникина рука гладит волосы, подтягивает, поправляет душное одеяло. – Вот такая вот любовь, когда себя даришь, ничего не требуя взамен. Только тебе пока не понять, маленький мой мальчик. И ты заснул…
Он не заснул. И не маленький он совсем. И понял все, ну или почти все, просто сказать не может. Туман густой, розовый и ласковый, баюкает, нашептывает что-то, слабым эхом вдалеке стучат, сталкиваясь с камнем, конские подковы.
А на следующее утро оказалось, что мадемуазель Вероника уехала, вот просто взяла и уехала, некрасиво, тайно, даже не попрощавшись. И в парк пошли с матушкой, но парка не хотелось, смотреть на дорогу было неинтересно, камни точно поблекли, листья прилипли к ним грязными тряпочками, а Лизетт норовила вывернуться из матушкиных рук и злилась, рычала на Савелия.
Вероника уехала. Она не захотела остаться рядом с ним, значит… значит, не любила?
Наверное.
– Это месье Верден, – представила матушка высокого худощавого человека в черном костюме, человек был похож на ворону и глядел недобро. – Он будет учить тебя.
Месье Верден коротко кивнул.
Тем же вечером Савелий решил, что если он когда-нибудь… когда-нибудь потом, далеко в будущем, полюбит, то никогда-никогда не бросит. Потому что нельзя бросать того, кого любишь… нельзя.
Нечестно это.
Спустя 32 года
Ижицын С.Д. Дневник
Отчего-то мне представлялось, что особняк будет иным, не столь мрачным, однако перестраивать что-либо нет ни сил, ни желания. Я устал. Я ищу тишины и покоя, вне людей с их завистливостью и непонятным стремлением очернять всех и все. Быть может, и не столь плохо, что дом такой, это поспособствует созданию репутации человека чудаковатого и нелюдимого.
Пожалуй,