Мальчика назвали Михаилом. Мария Пантелеевна Горбачёва тайно крестила своего первенца Виктора в церкви. Батюшка дал ему имя Михаил, вопреки тому, которым назвали его в семье. По другим данным, это дед Андрей Горбачёв, крестив внука в церкви села Летницкого, сменил имя Виктор, данное мальчику при рождении, на Михаила, неосторожно, может быть, поменяв ему судьбу: лишив шансов стать «Победителем», обрек на одинокую гордыню «Подобного Богу».

      Об этом первый Президент СССР как-то рассказывал с огромным удовлетворением. Мотивы такого удовлетворения, по всей вероятности, в том, что имя Михаил происходит от библейского. Не зрел в будущее и сельский батюшка, переименовал Виктора в Михаила согласно святцам. Материнское (дедовское) имя, возможно, больше бы помогало… Любопытно, годом раньше, месяцем раньше и днем раньше, 1 февраля, в селе Бутка Свердловской области родился его «Виктор-победитель» – Ельцин Борис Николаевич.

      В 1931 году село Привольное входило в Северо-Кавказский край РСФСР. Оно удалено от городских центров и соответствующих городу благ. Ставрополь находился в 160 километрах от Привольного. Ближайший вокзал – на расстоянии 50 километров. Юный Михаил не покидал никогда пределов района лет до шестнадцати.

      В наши дни земли села граничат с Краснодарским краем и Ростовской областью – это самый северо-западный населенный пункт Ставропольского края. Первым секретарем Ставропольского РК ВКП(б) в 1931–1933 годах был Самуил Иосифович Бенкин, репрессированный в 1938 году. В 1931 году маленький мальчик, конечно, не знал о том, что сам секретарь ЦК ВКП(б) Л. Каганович и сам председатель СНК СССР В. Молотов слали в край, где делал первые шаги маленький Михаил, грозные телеграммы: «ЦК отмечает, что на Северном Кавказе… в августе сорвано выполнение сентябрьского месячного плана хлебозаготовок…Северный Кавказ скатился до уровня хлебозаготовок значительно ниже прошлогоднего. Считая нетерпимым состояние дела хлебозаготовок на Северном Кавказе, ЦК требует такой мобилизации усилий всей краевой партийной организации, которая дала бы немедленный подъем хлебозаготовок и позволила бы полностью выполнить октябрьский план и наверстать упущенное в сентябре».

      М. Горбачёв часто рассказывал, что в детстве он еще «застал остатки… дореволюционной и доколхозной деревни»: беспросветную бедность, чудовищную антисанитарию, «а главное – тяжелый изнурительный труд». Здесь он хронологически неточен. Доколхозную деревню он застать не мог. А вот беспросветную бедность, чудовищную антисанитарию, «а главное – тяжелый изнурительный труд» ребенок, конечно же, запомнил. Но он-то считал, что из этого ужасного состояния деревни в лучшую жизнь будет людей выводить советская власть и Коммунистическая партия. На самом деле это они и довели в короткие сроки деревню до такого состояния. Потом и очень медленно будет наступать какое-то облегчение в жизни. Бывший руководитель Пресс-центра ЦК КПСС Николай Александрович Зенькович записывал: «На совещаниях в ЦК говорливый генсек любил вспоминать эпизоды своего детства. Однажды на Политбюро, когда обсуждался его доклад, разговор коснулся коллективизации, и в моем блокноте появилась такая вот запись. (Это любопытное свидетельство того, что на Политбюро и при Горбачёве его члены не были искренни друг с другом.) Сам Михаил Сергеевич отгораживался от истины семейными прибаутками:

      «М. С.: Я спрашивал свою бабушку Василису Лукьяновну:

      – У нас с колхозами как шло?

      – Да как, – говорит, – всю ночь твой дед гарнизует, гарнизует (организует. – Н. 3.), а наутро все разбиглись…»

      Горбачёв, будучи Генеральным секретарем, отгораживался от этой темы прибаутками: один дед был арестован за то, что не вступил в колхоз, а второй дед – за то, что слишком рьяно этот колхоз организовывал. Подчинить эти факты какой-то логике на посту Генерального секретаря КПСС невозможно… Хотя как-то Михаил Горбачёв заявил, что рассказы деда послужили одним из факторов, склонивших его к неприятию советского режима.

      Результатом же выше упомянутых телеграмм был голод, и голод был страшный. В Привольном вымерла треть, если не половина села. Умирали целыми семьями, и долго еще сиротливо стояли в селе оставшиеся без хозяев хаты. Трое детей деда по отцовской линии Андрея умерли от голода. О деде Андрее известно, что он «характером был крут и в работе беспощаден – и к себе, и к членам семьи». Он не был склонен к общинному бытию: «Коллективизацию дед Андрей не принял и в колхоз не вступил – остался единоличником». Приходилось выживать.