Месть базилевса. Николай Бахрошин
Читать онлайн книгу.
кат. Думал: если и есть в жизни смысл, то он там, в небе. На земле… Нет, сколько ни расстилайся дорог под копытами твоего коня, сколько ни оставь за плечами великих дел, на земле его не найти. Может, поэтому Бог драпирует земли и воды пышными ширмами красоты, прячет таким образом отсутствие смысла в земных деяниях. Здесь, к примеру, на склоне горы Кадикея, даже дух захватывает от широты и простора, кажется, можно бесконечно смотреть на переливы моря, на зубчатую кромку прибрежных скал и зелень гор. И не хочется верить, что и в необъятности мира человек остается узок мыслями и мелок желаниями…
Последнее время монах часто приходил на склон горы, где щербатые камни образуют защищенную от ветров ложбину. Смотрел и думал. Или не думал, просто смотрел. Ему было легко и спокойно. Так спокойно, как давно уже не было. Может, никогда раньше, только в далеком детстве…
Однажды монах поделился размышлениями о смысле и красоте с отцом-настоятелем, преподобным Милентием. Тот не понял. Насупился, огладил толстыми пальцами кустистую бороду, умащенную для блеска и пышности репейным маслом, и посоветовал прекратить умствования. Ибо лишняя живость ума, известно, способна источить глыбу веры так же быстро, как бурный поток точит камни. «Да, ум человека – поток воды, – назидательно толковал преподобный, – но всякому потоку требуется надежное русло, дабы он не растекся по бесплодной равнине. Так-то, брат мой во Христе! Русло это – вера истинная, отрицающая сомнения».
Впрочем, говорил мягко. За те дорогие пожертвования, что монах внес при постриге, настоятель планировал расстроить их маленький, захолустный монастырь почти вдвое. И уже предвкушал, как развернется обитель, как потекут на склоны Кадикеи новые, молодые послушники. И – кто знает? – может, сам патриарх в столичном Константинополе, когда-то воздвигнутом на месте маленького римского городка Византий, услышит про усердие настоятеля Милентия. Отметит новым назначением поближе к столице, где религия сливается с политикой по влиянию и значению.
Его помыслы были понятны монаху. Что ж, и здесь, в этом затерянном уголке красоты и покоя, мечтают о суете власти, усмехался он про себя. А что, кроме усмешки, могли вызвать честолюбивые замыслы отца Милентия, куда более обширного чревом, чем разумом? Не знает еще настоятель, что такое власть, не прочувствовал на себе, что она не только дает – отнимает взамен не меньше. Как раб на галее непрестанно вращает весло под плеткой, так и власть требует от души без конца тащить ее груз… Суета – пестрое оперенье бессмысленности!
Монах подумал, что эту мысль тоже нужно записать. Хотя многие ли поймут?
– Брат Таисий? – окликнули его издали.
Он оглянулся. В сумерках было уже плохо видно, но это, конечно же, брат Андроник. Его нескладный, сильно ссутуленный силуэт не перепутаешь.
– Я слушаю тебя, брат, – негромко отозвался монах.
Андроник закивал в ответ не только шеей, но и всем туловищем до поясницы, от чего еще больше согнулся.
– Ты не пришел на вечернюю трапезу, брат. Я отнес хлеб и сыр в твою келью, повечеряешь там. Еще налил тебе свежего масла в светильник. Хорошее масло, очищенное, с благовонными примесями… У отца-настоятеля попросил и налил, – бубнил Андроник не слишком внятно из-за большого недостатка зубов. – Так и сказал ему: для брата Таисия. А он сказал: если для брата Таисия – дам. Для кого бы другого не дал, а для него – дам. Так и сказал, да…
– Спаси Христос, брат.
– Спаси и тебя… Так ты иди, иди в келью. Холодает уже, застудишь на камнях поясницу.
– Ничего. Я скоро.
Зачем Андроник перед ним угодничает? Словно он, Таисий, не такой же монах, как все. Словно еще сохраняет былое могущество… Впрочем, есть люди, которым мало служить самому Господу Всемогущему, им обязательно нужно еще перед кем-нибудь расстелиться. Он навидался таких за долгую жизнь, Бог создал людей равными перед собой, но забыл добавить им равенство друг перед другом…
Или – не так? Не то подумал, осквернил мысли злословием… И брат Андроник взялся опекать его не для выгоды, а от доброты душевной. Просто чувствует, что новообращенному христианину Таисию, принявшему постриг совсем недавно, нелегко осваиваться в строгом монастырском чине. Иисус Христос завещал любовь бескорыстную, вот Андроник и старается следовать его заветам, как может.
Сложно все у христиан! И так можно понимать, и этак… А понять любовь без корысти – еще сложнее, вздохнул монах. Искать выгоду за любым поступком проще, тем более что ошибаешься редко. Ему ли не знать?
Он посидел еще немного, потом поднялся и двинулся вверх по склону, в сторону монастыря. Цеплялся за жесткие ветки кустарника, оскальзываясь кожаными сандалиями на каменных осыпях, но шел уверенно. Звезды и масляный круг луны хорошо освещали путь.
Южная ночь тоже была красива – влажно и мерно дышало море, стрекотали невидимые цикады, пряно благоухали белые цветы на кустах. Их название он все время хотел спросить у братьев и забывал так же неизменно.
Холодно, сказал брат Андроник. И это называется холодно? Смешно… Не знают здесь, что такое зимние ветра степей, от которых кости внутри леденеют.
В