Рэкетир Мишка. Александр Венгеровский
Читать онлайн книгу.
венного мнения! Ну гипотетически: если бы кто-то вздумал провести опрос, то вряд ли во всём огромном Советском Союзе нашёлся умник, который бы знал, что означает слово «рэкетир». Это сейчас спроси любого ребёнка, он не только ответит, но и с гордостью заявит, что сам, когда вырастет, обязательно станет рэкетиром. Вот какие успехи сделала у нас либеральная демократия по части свободы и просвещения!
В те годы и в совхозе «Сибиряк» никто не знал этого слова, но сейчас просвещённые совхозные жители с огнём местечкового патриотизма в глазах непременно объявят вам, что первый русский, советский рэкетир родился и жил именно в их совхозе, и даже покажут вам бедный его домик, на бревенчатых потрескавшихся стенах которого вместо памятной доски вы увидите только обвалившуюся глиняную обмазку да шныряющих древесных пауков на длинных пружинистых ножках. На дворе среди пёстрых проворных кур вы встретите и мать рэкетира – пожилую женщину с испитым морщинистым лицом, мутными глазами и вспухшими красными веками. Правую руку она всегда прячет за спину или в карман, или ещё куда-нибудь, потому что на ней не достаёт четырёх пальцев, которые она отморозила, проведя ночь в сугробе мертвецки пьяной.
Немногие сейчас помнят, что когда-то она была женщиной яркой, изумительной красоты, поломанной и погубленной безвременно и бессмысленно.
Здесь же можно познакомиться и с первым объектом отечественного рэкета – с директором совхоза Андреем Васильевичем Беляниным. Он, слава Богу, жив, здоров, мало изменился с того времени и по-прежнему директор, правда, уже не совхоза, а акционерного общества.
А в тот день, в начале августа 197… года, он заехал домой пообедать. Вылез из белой «Волги», зашёл в калитку, устроенную в высоком дощатом заборе голубенького цвета, вынул содержимое почтового ящика и, не глядя, сунул подмышку.
День был светлый и тёплый. По небу плыли уже совсем нелетние плоские облака, нечасто закрывая солнце. В палисаднике мальвы высоко – под самую крышу – поднимали белые, розовые, малиновые цветы; оранжевыми пятнами в тёмной зелени обозначились гроздья рябины, репейники буйно цвели лиловыми головками под забором, в огороде развесили желтые корзинки высокие подсолнухи, светлела на грядках капуста, а в доме пахло укропом, малосольными огурцами, а на столе стояла глубокая чашка полная крупными красными помидорами.
Андрей Васильевич пообедал. На обед был молодой круглый картофель, с нечищенной а соскоблённой кожицей, жаренная колбаса и салат из свежих огурцов и помидоров. Сын Славка оживлённо рассказывал о планере, собранном и склеенном лично им, о том, как здорово он сегодня летал на устроенных ему испытаниях.
Наконец Андрей Васильевич напился чаю, отдохнул минут десять и стал собираться назад на работу, обдумывая про себя как бы ему взгреть хорошенько нерадивого главного зоотехника. (Перед обедом заехал на вторую ферму, а там развал, разор, и никто ничего не собирается делать).
Андрей Васильевич надел снятый для обеда серый, без единой складки пиджак, взглянул в зеркало, причесал и без того гладкие седые волосы и удостоверился, хорош ли пробор.
Взгляд упал на тумбочку, где лежала сегодняшняя почта: «Правда», «Сельская жизнь», «Техника молодёжи» для сына и какое-то письмо. Вверху дважды подчёркнутое слово «местное» и дальше: «Директору совхоза «Сибиряк» Белянину Андрею Васильевичу» и снова дважды подчёркнутое: «лично в собственные руки».
Белянин вскрыл письмо и прочёл следующее:
«Если хочешь жить, сделай так. По дороге, как ехать на первую бригаду, проедь две клетки. Дальше начнутся овсы. С краю дороги увидишь баул. Поклади в него две тысячи рублей и немедленно уезжай. Деньги поклади сегодня ровно в десять часов вечера (время опять было жирно подчёркнуто). Если обманешь – тебе конец. Получишь жакана в лоб. Не вздумай ехать в милицию – у меня там друзья. Так что не дури, а сделай, как сказано – только тогда останешься жив».
–Это что за новости! – воскликнул он про себя, потирая лоб.
–От кого письмо? – спросила жена.
–По работе, – ответил Андрей Васильевич, засовывая его в карман.
Смутная тревога рябью пробежала по доселе спокойной директорской душе, и он слегка поёжился. Шуткой это быть не может – нет в совхозе людей, смеющих таким образом… Нет, вообще смеющих с ним шутить. А если даже шутка, всё равно шутника надо отыскать и навсегда отбить охоту к таким шуткам.
Андрей Васильевич вышел из дому, направился к калитке и вдруг подумал, что откроет её, а с улицы ба-бах – в упор! Да никак это страх! Надо же, а он и не знал, что умеет бояться.
Андрей Васильевич вышел со двора, сел в машину и покатил на работу. Стыдно! Надо забыть и вовсе не думать об этом письме. А не думать не получалось. Мысли сами собой возвращались к нему. Кто бы это мог быть? Врагов у него много, ещё больше недовольных, но чтобы кто-то был способен на такое… Убить его, директора! Вот народ! А в глаза: «Андрей Васильевич, Андрей Васильевич».
Он подъехал к конторе, утопавшей в зелени: берёзы, акации, клёны, рябины – его заслуга, он озеленил. Ко входу вела выложенная плиткой дорожка, вдоль которой стояло несколько скамеек. Деревья над ними смыкались