Ты тоже полюбишь искусственный лес,

      карманных собак и антенны на крышах —

      карьерные выступы офисных лестниц

      ты тоже полюбишь, малыш.

      Ты тоже захочешь читать между строк

      и жить между дел и душить тех, кто дышит.

      Идти со звенящими золотом в ногу

      ты тоже захочешь, малыш.

      Ты тоже захочешь увидеть себя

      на стене

      в орденах

      с волевым подбородком —

      и чтобы служивые мира сего

      тебе поклонялись погонами с водкой

      и думали вслух благородную зависть,

      и дружно клялись воспитать поколение

      точно с такими же вот подбородками —

      и чтобы на стену,

      и чтоб с орденами.

      Ты тоже получишь однажды под дых

      и станешь с тех пор генеральствовать тише.

      И тише. И тише. И тише. Так тихо,

      что станешь неслышным, малыш.

      Бездумье вскрывает души, как лезвие,

      на крики набрасывает плед молчания.

      В книгах написано, что мы – бескрайние,

      но там не написано, что бесполезные.

      Зашедший на чай к нам пропадает без вести,

      пришедший с мечом обрастает опытом.

      Нас учили на ропот отзываться шепотом.

      Жаль, не научили жить в бесполезности.

      Нас брали как данность, вернули как версию —

      разрезанную на куски, растерянную и болящую.

      Кто-то сказал, что нам нужно оставаться зрячими.

      Жаль, не попросил нас остаться полезными.

      Что воля мне, что неволя – мне

      спороть с себя инородное.

      Стереть с лица неприглядное.

      Боли, мое неболимое.

      Молчать бы криками скрытыми,

      корить себя за ущербное.

      Что мило мне, что не мило – мне

      служить с желудями верными.

      И что свое, и что чуждое —

      в единый колос сплетенное,

      родимое что-то почудится.

      Что воля – мне. Что неволя – мне.

      Вместе с седлом себя из болота тянешь.

      Конь захлебнулся, решив, что внизу привычней.

      Там под тобой пузырятся останки жизни,

      мякиш пустого галопа взбивает тину.

      Держишь себя за косы – иллюзия предполёта…

      Смотришь вокруг: вдруг кто-то увидит.

      Чувствуешь взгляд, но это смотрят мимо.

      Пустые глаза привычны к оставленным дырам.

      Движения буквой «Г» в четыре галопа —

      вернёшься туда же, но взмыленный и безбожный.

      Подумаешь: а стоило ли покидать болото?

      В нем ведь тоже жить можно.

      Этот ротный рефлекс —

      вера в правду ревущей толпы.

      Накладными глазами ощупывать воздух —

      вполне.

      Чтобы выплыть и выжить, старайся не жить

      и не плыть —

      даже если сидишь на весле.

      Каждой спичке родной коробок —

      королевский дворец.

      Это нужно кому-то – сжигать тех,

      кто любит тебя.

      Что за странная блажь – растаскать

      на поленницы лес,

      чтоб назавтра о нем горевать.

      И в руках не синица – прозрачная тень журавля.

      И ты видишь того, кто мечтает украсть эту тень.

      Эта высшая радость – уметь убивать и прощать

      за убийство себя и в себе.

      Объясняешь себя, словно ты – идиома какая-то.

      Сколько доводов, мама родная, сколько причин!

      И спасали тебя, как спасали рядового Райана,

      и убивали – то исподтишка, то один на один.

      То ты жуткий, как антропогенная рептилия,

      то няшный, как человек-паук.

      Но это внутри. Снаружи ты офисное бессилие.

      Поразительно маленький Мук.

      Что легче воздуха – внутри.

      Так – свысока на птиц.

      Пружиной