Заххок. Владимир Медведев
Читать онлайн книгу.
Над ними пижамные штаны в полоску. Ещё выше круглое брюхо. А совсем уж в вышине, в утреннем небе – широченная байская ряха. Хакбердыев, хозяин. Вот этот, точняк, и убил. Двор-то его собственный.
Ненавижу таких гадов. Не хозяин он мне, я только пашу на него. Дом строю. А он таращится, будто я его собственность.
– Почему не работаешь?
– Череп нашёл, – огрызаюсь. – Тут у вас что, кладбище?
Пялится, будто оценивает. И толкует этак важно:
– Знаешь, как говорят: под каждым следом коня зарыты две сотни глаз.
Мудрец, блин! Да эта пословица каждому в Таджикистане известна. До нас, типа, столько прошло поколений, что, где ни копни – везде лежит сто человек. Нашёл себе алиби!
А он переспрашивает, вроде как с угрозой:
– Ты понял? – И пальцем указывает: – Это… сюда неси.
Терпеть не могу, когда приказывают. Я не бобик – прыгать из ямы с костью в зубах. Встал и швырнул череп баскетбольным броском. Он принял пас на удивление чётко. Лишь глазом чёрным зыркнул:
– Работай давай… Копай.
Уходя обернулся:
– Хорошо работай. Ты ведь Муродова сын? Смотри, хорошо землю копай. А то отца опозоришь.
И отвалил, шлёпая «найками».
Я посмотрел-посмотрел, как он шествует по своей усадьбе, держа череп у бедра будто мяч. «Ах ты, басмач, – думаю. – Да гори оно огнём!» Плюнул, вылез из ямы и пошёл в дальний конец двора, где Равиль и Карл сколачивали опалубку под фундамент. Иду и прикалываюсь: пузо выпятил, шаркаю кедами, как хозяин шлёпанцами. Подошёл и кричу ребятам:
– Эй, почему медленно работаете? Плохо молотком стучать будете, секир-башка вам исделаим.
Равиль гвоздь в доску загнал, голову рыжую поднял и спрашивает:
– Что ты ему пульнул?
– Башку твоего предшественника – бугра, что старый дом строил.
В общем, рассказал про череп. Карл интересуется:
– Какой он? С мясом, с волосами?
– Гладкий.
Карл у нас в любой теме спец:
– Лет двадцать в земле лежит. Не меньше.
Равиль c ходу ввязался:
– Бери уж тысячу.
– Может, и столько. Почва сухая.
Равиль мне подмигивает:
– А миллион не хочешь? Андрюха, да ты первого человека откопал. Могилу святого Деда Адама нашёл.
Карл пальцем у виска крутит:
– Думаешь, если Ватан – райцентр, значит, и рай здесь был?
Равиль языком цокает:
– Э-э, брат-джон, у тебя в голове, оказывается, совсем масла нет. Совсем не знаешь, где живёшь. У нас всё было. Райский сад был. Александр Македонский был. Товарищ Саидакрам Мирзорезоев из Совета министров тоже был. В центре мира живёшь.
Это про наш-то зачуханный Ватан? Я его и райцентром не назвал бы. Даже в шутку. Свалил бы из него куда глаза глядят. Вот только податься некуда. В Россию вырваться – денег нет. А в Таджикистане второй год войнушка идёт. И вокруг одни торгаши и бандиты.
– Слушай, – спрашиваю Равиля, – как думаешь, зачем он черепушку уволок?
– Кто?
– Ну, этот… басмач… Хакбердыев.
– Спроси чего полегче. Может, похоронит. Националы любят хоронить, им Аллах за это грехи прощает.
– Нет, тут другое что-то. Зуб даю, хочет улику подальше спрятать. Он же бандит.
– Да ну! Просто торгаш.
– По мне, все торгаши – бандиты.
Равиль усмехается:
– Хорош мудрить, Андрюха. Иди трудись, ищи остальные кости.
– Хорош приказывать, – огрызаюсь.
Ну, блин, тоже мне большой начальник.
Рою и думаю: может, череп и впрямь древний, но этот-то, басмач, всё равно – бандюга. С чего он гнусно лыбился? «Отца не опозорь». О чём это? Отец ведь тоже собирался что-то сказать. Вчера по Интернациональной иду, а он навстречу. Как всегда, в белой рубашке, отглаженных чёрных брюках. Гладко выбрит. Туфли блестят – будто только что из операционной. И с ходу:
«Андрей, сынок, надо эту работу бросать».
«А чего? Хорошая работа. На свежем воздухе. Физкультура. И деньги платят».
«Пред людьми неудобно. Говорить станут: доктор о своих детях совсем не заботится. Нехорошо. В моём положении…»
Так, да?! Я не стерпел:
«Моё личное дело, на кого работаю. А вы… вы не о нас… только о своём положении и думаете!»
Никогда прежде ему не грубил. Просто – я сам того не ожидал – обида наружу вылезла. Он ведь внимания не обращает на то, как я к нему тянусь. Будто нет меня. Кинет иногда пару слов мимоходом, как кость, и хорош. Я из-за этого раньше даже плакал по ночам. А теперь, когда его самого коснулось, то немедленно: «Андрюша, сынок…»
Да знаю я, знаю, что несправедливо на него окрысился. Не по делу. Он как-никак думает, заботится. И о матушке, и обо мне с Заринкой.