Нет, Яго! Нет, ты что ни говори,

      А больно мне, что ты, располагавший

      Моей казной, как собственной своею,

      Про это знал…

      Да черт возьми, постой!

      Меня совсем ты выслушать не хочешь.

      Я презирать себя позволю, если

      Хоть снилось мне все это.

      Ты всегда

      Мне говорил, что ненавидишь мавра.

      И от меня ты отвернись с презреньем,

      Когда я лгал. Три знатных гражданина,

      Желавшие доставить у него

      Мне место лейтенанта, хлопотали

      Усердно за меня. И этой чести

      Я стоил; да, как честный человек

      В том поклянусь: себе я цену знаю…

      Но этот мавр, без памяти влюбленный

      В свой гордый нрав и замыслы свои,

      От этих просьб отвертывался: долго

      Напыщенной какой-то болтовней,

      Напичканной военными словами,

      И, наконец, ходатаям моим

      Он отказал. «Затем что, – объяснил он, –

      Уже себе я выбрал лейтенанта».

      И кто же тот избранник? Грамотей,

      Великий математик, флорентиец,

      Какой-то Кассио, с одной красоткой

      Уже себя связавший по рукам,

      Не шедший никогда пред эскадроном

      И знающий порядок боевой

      Не более прядильщика любого.

      Теория лишь книжная одна,

      С которою сенатор каждый в тоге

      Не менее его знаком, хвастливость

      Без сведений практических – вот все

      Военное искусство флорентийца.

      И все-таки он выбран – да; а я,

      Я, чьи дела не раз Отелло видел

      На Родосе, на Кипре, воевал

      В языческих и христианских странах –

      Попутного лишен внезапно ветра

      Цифирником и счетчиком простым.

      Он – лейтенант, а я – прости мне, Боже! –

      Поручиком у мавра остаюсь.

      Что до меня, так я скорей желал бы –

      Клянусь тебе – быть палачом его.

      Тут никаким лекарством не поможешь.

      Таков у нас порядок службы: тот

      Лишь предпочтен, кто знатен и в фаворе;

      Не следуют уж старому порядку,

      Где первому наследовал второй.

      Судите же теперь, синьор, вы сами:

      Имею ль я один хоть повод быть

      Расположенным к мавру?

      Так ему бы

      Уж не служил я вовсе.

      Успокойся!

      Служа ему, служу я сам себе.

      Нельзя, чтоб мы все были господами

      И чтобы все имели верных слуг.

      Конечно, есть такие подлецы,

      Которые, почтительно сгибаясь

      И ползая, влюбленные в свое

      Презренное лакейство, как ослы,

      Работают из-за одной лишь пищи;

      А чуть они состарятся – так вон

      Сейчас их гонят. Палками бы этих

      Всех честных подлецов! Но есть другие,

      Которые под маской верной службы

      Скрывают мысль лишь о самих себе,

      И, господам отлично угождая

      Услужливостью видимой, меж тем

      Свои