Революция консерваторов. Война миров. Владимир Соловьев
Читать онлайн книгу.
ого Господом человечеству после Потопа, что не прервется род Ноя. И на глубинное значение числа восемь как символа бессмертия, так как именно восемь человек пережили Потоп: Ной, три его сына и их жены. Оспорит и постулат о неминуемой смерти, указав на Еноха, Илию и Иисуса Христа.
Ни в коем случае не собираюсь вступать в религиозные дискуссии. Однако наше сознание устроено таким образом, что, будучи смертными и постоянно наблюдая процессы взросления, увядания и умирания, мы отказываемся воспринимать идею бессмертия и бесконечности. Потому-то и выглядят такими трогательными и наивными все попытки «остановить мгновение».
Процесс бесконечных изменений пугает нас, и мы пытаемся нащупать хоть что-то неизменное, стараемся создать общественные и социальные институты, призванные закрепить нас и окружающий мир в неких привычных рамках.
Горе, когда гордыня овладевает сознанием! И вот уже звучат заявления о Конце Истории, о том, что наконец-то человечество достигло некой высшей, а следовательно, конечной формы развития. Для закрепления этого мифа в массовое сознание вбиваются сваи ложных образов, а общественные науки вместо постановки новых вопросов и поиска путей развития дают услужливые ответы и прекрасно решают задачу получения грантов и признания от правящих элит, но всегда оказываются не готовы к очередному фортелю истории.
Чтобы примирить и верующих, и атеистов, я предлагаю принять за рабочую гипотезу, что История не закончена, пока не закончено существование человечества. Это абсолютно тривиальная мысль – но тем не менее западные элиты начала XXI века, пребывающие под мороком фукуямовского «Конца истории» и внимавшие Бжезинскому, как истине в последней инстанции, оказались к ней не готовы.
Доктрина, возникшая в 90-е годы прошлого века и принятая прогрессивным человечеством на ура, сводилась к простенькой идее, что есть некий абсолют Демократии и Соединенные Штаты Америки – его эталон и мера. Все, что ведет к демократии, – благо, а все, что не вписывается в эту модель, – зло, тьма, регресс. Разумеется, силы добра буквально обречены на победу, и вопрос только в том, как именно силы зла будут терпеть поражение за поражением и в какой очередности народы Земли будут вливаться в счастливое и светлое демократическое завтра.
Патологическая наивность американцев проявилась тут в убеждении, что если демократическая система работает для них, то почему бы и всем остальным народам ее не перенять? Ведь люди так похожи! Ведь в Америку приезжают самые разные языки и народы, но все выстраиваются под общие правила. То, что жизнь упрямо не хочет следовать этому милому детскому постулату, США не смущало – такая опция, как сомнение, отсутствует у правящих элит. Ибо аксиомы под сомнение ставить нельзя. А утверждение о демократии как высшей форме общественного развития – аксиома для американской политики и политической мысли.
Что ж, концепция совсем не нова. Просто раньше вместо термина «демократия» использовались иные.
Каждая великая империя с древнейших времен создавала, по сути, одну и ту же модель. Модель собственного величия – подчас с элементами сакрального. Каждая империя была убеждена, что она – венец творения, предмет зависти других народов. Самый яркий пример – великий Рим, хотя и до него, и после можно припомнить множество в высшей степени поучительных историй о расцвете и крушении коллективной человеческой гордыни.
Сегодня само присутствие слова «демократия» в политической повестке затрудняет анализ происходящего. Демократия стала своего рода волшебной палочкой, взмах которой моментально подводит конец дискуссии. У подкованных политических бойцов заранее заготовлен набор расхожих фраз – от набившей оскомину цитаты Черчилля «Демократия – наихудшая форма правления, за исключением всех остальных, которые пробовались время от времени» до столь же затасканного риторического вопроса «Но если там (то есть на благословенном демократическом Западе) все так плохо, что же все туда рвутся?». А их идеологические оппоненты непременно заметят, что Черчилль сам жил при монархии, а что касается Запада, то кто-то туда едет, а кто-то просто бежит от демократических бомб в попытке заставить страны-демократизаторы заплатить справедливую цену за причиненные ими несчастья. Аргументы убедительные, но, скажем честно, тоже не блещущие новизной.
Этот словесный пинг-понг закономерно приводит к потере логического контроля над ситуацией. То есть говорить что-то против демократии, равно как и трезво анализировать происходящее, нельзя, потому что демократия – это абсолют. Когда же внутри этого абсолюта происходит раскол, его никто не замечает, потому что иначе можно оказаться непрогрессивным во взглядах, а если ты оказываешься непрогрессивным в своих взглядах, тебя тут же начинают бить ногами. И напротив, за распространение демократии страна-распространитель радостно готова обеспечить тебе все необходимые блага.
Возникающая картина страшно напоминает фантастический роман братьев Стругацких «Обитаемый остров». Ощущение, что вещание идет изо всех углов: «Демократия, демократия, демократия…» При этом простой вопрос: «А что такое демократия?» – вводит всех в ступор.
Это мне напоминает классический анекдот про умирающего