Империя должна умереть (фрагмент). Михаил Зыгарь
Читать онлайн книгу.
его карета – в крови. Дубровин, разумеется, винит в трагедии революционеров и евреев, которые интригуют против царя и русского народа. И уверяет, что именно в этот день впервые задумался о том, что пора объединить «истинно русских людей».
То же самое пишут в своих воспоминаниях еще около десятка людей: видимо, в 1905 году мысль создать монархическую партию в противовес революционным носилась в воздухе. Но возможным это стало только, когда к процессу подключилось государство.
Очень много монархистов в Москве. Например, Владимир Грингмут, издатель газеты «Московские ведомости», крещеный еврей и пламенный антисемит. Он идет дальше, чем Дубровин, – тот только мечтает, а Грингмут объявляет о создании монархической партии. В своей газете он пишет: «„Россия – для русских“, – таков лозунг Русской Монархической партии, ясно понимающей, что если предоставить Россию иноплеменникам, иноверцам и иностранцам, – то не только в России не будет Самодержавной Монархии, но не будет и самой России»[1].
Еще в Москве существуют «Общество хоругвеносцев», «Народная охрана» – но все это воспринимается в столице как нечто провинциальное и диковинное. Московские активисты то и дело приезжают в Петербург, их даже регулярно принимает император. Но только летом 1905 года министерство внутренних дел наконец решает создать полноценную организацию. Сначала все это фикция: «Состоялось два или три собрания. примыкало простонародье, рабочие, приказчики, извозчики, банщики. Послали телеграмму Государю, где говорили о 1500 собравшихся (было не более 350)», – констатирует бывший сотрудник МВД Борис Никольский.
Дубровин счастлив – ведь проходят собрания у него дома. Никольскому Дубровин не нравится: «Противное, грубое животное, на которого никто не обращал внимание, он оказался единственным зажиточным интеллигентом. Помешанный на желании играть роль, он заискивал у всех, старался изо всех сил, и был выбран председателем». Но, так или иначе, дело пошло.
Летом 1905 глава столичного охранного отделения Герасимов спрашивает коллегу, замглавы департамента полиции Рачковского: почему власти не пытаются создать организацию, которая «противодействовала бы вредному влиянию революционеров на народные массы». Ну почему же, отвечает Рачковский, и обещает познакомить его с доктором Дубровиным, «который взял на себя инициативу создания монархической организации». Так усилиями Дубровина и МВД аморфная черная сотня постепенно становится государственным институтом.
Власть в руках Трепова
Самый влиятельный человек в стране – по-прежнему генерал Трепов, полицейский, который знал, как правильно разгонять толпу после трагедии 9 января. Простая манера общения помогла ему сблизиться с царем – фактически Николай II сделал Трепова посредником между собой и всем остальным миром, углубившись в семейные дела. Если почитать дневник императора за 1905 год, он пишет только о детях и охоте, всем остальным занимается верный Трепов.
Впрочем, навыков профессионального полицейского недостаточно, чтобы управлять государством, и Трепов это понимает. У него не просто нет никакой политической программы – он не очень представляет, как в принципе совладать с попавшей в его управление государственной машиной. Московский губернатор Джунковский вспоминает, что летом 1905 года он заходит в кабинет к Трепову и застает его растерянно стоящим перед громадным столом, на котором лежит груда бумаг. На вопрос, что это за бумаги, Трепов отвечает: «Все ругаюсь со всеми губернаторами».
Трепову нужен надежный советник, и он, разумеется, обращается к знакомому ему кругу – силовикам. Наибольшее доверие вызывает у него Петр Рачковский, опытный агент тайной полиции, фактически руководивший внешней разведкой России: он был резидентом в Париже и одновременно координатором всех остальных агентов в Западной Европе. Трепов полагает, что человек с большим опытом жизни за границей, тем более в республиканской Франции, будет надежным проводником в сложный период, когда все вокруг говорят о конституции.
Рачковский – давний фаворит Витте, он был уволен из МВД при Плеве, поэтому имеет хорошие отношения с первым и дурную память о втором. Внимая советам Рачковского, Трепов все чаще общается с Витте и вскоре начинает постоянно – даже в разговорах с императором – говорить, что Витте – единственный человек, который может улучшить отношения между властью и обществом. А именно это, считает Трепов, нужно, чтобы не допустить новых волнений.
Бесконтрольная свобода
Трепов видит, что проект Булыгина о создании законосовещательной Думы никого не устраивает. Ситуация продолжает накаляться, манифест только увеличил число недовольных.
В конце лета 1905 года Трепов вытаскивает свой решающий козырь, чтобы переманить интеллигенцию на сторону власти. Он выполняет одно из требований либералов – вводит автономию университетов (которые, впрочем, и так к этому моменту почти уже не контролируются государством и бесконечно митингуют). Фактически это одновременно свобода слова и свобода собраний – но только для людей с высшим образованием. Трепов уверен, что теперь интеллектуальные элиты столиц разом успокоятся.
По
Спустя сто лет лозунг «Россия для русских» все еще популярен, хотя сейчас его выдвигают не сторонники официальной государственной идеологии, а маргиналы-националисты. Впрочем, с приверженцами официальной национальной идее их по-прежнему объединяет восприятие России как великой империи.