Тут не просто хороший слог. Здесь то, что вдобавок к хорошему слогу тотчас делает книгу изумительно живой. Не знаю, что еще нужно для создания шедевра современной американской беллетристики.

      Один из важнейших авторов второй половины века… Для меня и многих писателей моего поколения проза Йейтса была как глоток свежего воздуха.

      Великолепное произведение… Значительная и волнующая книга.

      В каждой фразе высочайшее мастерство стилиста. «Дорога перемен» свежим критическим взглядом озирает недостатки современного общества: крах в работе, образовании, общении, семье, супружестве… и просто нехватку духовных сил.

      «Дорога перемен» – удивительный пример того, как, рассказав бытовую историю, почти не уделяя внимания предметным деталям, не погружаясь в философствования и практически не занимаясь препарированием психики своих героев, автор создает картину времени, работающую лучше любых документальных фильмов, и картину души, и сегодня ни на грамм не потерявшую актуальность.

      Ричард Йейтс – писатель внушительного таланта. В его изысканной и чуткой прозе искусно соблюден баланс иронии и страстности. Свежесть языка, резкое проникновение в суть явлений, точная передача чувств и саркастический взгляд на события доставляют наслаждение.

      Удивительный писатель с безжалостно острым взглядом. Подобно Апдайку, но мягче, тоньше, без нарочитой пикантности, Йейтс возделывает ниву честного, трогательного американского реализма.

      Тонкий, обманчиво прозрачный стилист, Йейтс убийственно точен в диалогах: его герои встают со страниц как живые.

      Ричард Йейтс, Ф. Скотт Фицджеральд и Эрнест Хемингуэй – три несомненно лучших американских автора XX века. Йейтс достоин высочайшего комплимента: он пишет, как сценарист, – хочет, чтобы вы увидели все, что он описывает.

      Йейтс – это в каком-то смысле американский аналог Фердинанда Селина, разве что не такой брюзга. <…> Стандартные драматические коллизии не привлекают Йейтса, главная трагедия для него таится не в том, что с человеком происходит, но в том, что с ним никак не может случиться.

      Этот бородатый человек с нездоровым лицом всю жизнь писал одну книгу – о том, что людям сложно ужиться друг с другом, а еще сложней – с самими собой. Ему, наверное, и в голову не приходило, что когда-нибудь его романы будут издавать в России. На родине Чехова, на которого книги Йейтса, откровенно говоря, очень похожи.

      Трагическая история о катастрофе семейного счастья оборачивается в «Дороге перемен» очень точным и очень злым трагикомическим фарсом – Йейтс будто рентгеном высвечивает в своих персонажах все то меленькое, мелочное и жуткенькое, что люди обычно предпочитают скрывать от окружающих. И получается, что именно эти недоговорки, недопонимания, крошечные неврозы и идиотские заблуждения, вроде бы не сильно страшные сами по себе, в конечном итоге и накапливаются в снежный ком настоящей нешуточной трагедии.

      Романы Йейтса называют хроникой «века беспокойства», беспощадным приговором тому времени, когда, как считал Йейтс, Америка упустила шанс на подлинную свободу, прельстившись мнимым потребительским счастьем. Десятилетия спустя его книги совершенно не устарели, наоборот: потеряв историческую актуальность, жизненная трагедия его героев стала еще болезненнее и острее.

      Йейтс пишет о хитросплетениях человеческих отношений и о вселенной души. И его тексты – точные, едкие, проникающие в суть и трагичные, как сама жизнь. Йейтсу не присуща витиеватость слога, он не нагружает текст лишними эпитетами. Все ясно и так: есть картинка, есть ситуация, есть герои. Есть неказистая, странная, путаная жизнь.

      Жизнь его не щадила в той же мере, в какой он не щадил ее. Однако Йейтс не стал ни новым Буковски, ни вторым Олгреном. Строгостью письма он напоминает, пожалуй, Генри Джеймса с его «Поворотом винта» или Тургенева лучших времен. Романы Йейтса социальны, но эта социальность естественна, как дыхание… Еще одним действующим лицом его романов является госпожа Пошлость – во всех ее милых, задушевных и смертоносных проявлениях, которые у русского читателя вызывают в памяти чеховские «Три сестры», чтобы не вспоминать хрестоматийные «Крыжовник» и «Ионыч». «Тонкая», «изысканная», «естественная», «чуткая», «проникновенная» – все эпитеты, которые сегодня с удовольствием прилагают к прозе Йейтса, совершенно адекватны.