Третье пришествие. Ангелы ада. Виктор Точинов
Читать онлайн книгу.
Эх, если б я хоть что-то почуял и вовремя сбежал куда подальше, прихватив семью под мышки… Нет, ничего я тогда не почуял. У доблестного Питера Пэна другие таланты, пропади они пропадом…
Над филиалом стоял туман, привычная разреженная дымка. Туманы для исторического центра Питера – норма, они здесь всегда и всякие, что утром, что днем или ночью, и хорошо, если без подвохов и каверз. Сейчас – без подвохов. И ветра нет. Голоса тонут в клочьях промозглой ваты. Небо надежно спрятано, Мойку не видно, бывшие пакгаузы вылезают из мышастой хмари кирпичными боками. Но в целом – ориентироваться можно.
Остров Новая Голландия – последний обитаемый остров невской дельты. Последнее жилое место Санкт-Петербурга (места обитания нежити, порожденной Зоной, – не в счет).
Здесь разместился филиал номер семнадцать ЦАЯ, кодовое обозначение «Виварий».
Мне такое обозначение не нравилось, руководителю филиала – тоже, и мы пытались поначалу использовать название «Детский сад» хотя бы неофициально, между своими, – в память о заведении, канувшем в далеком Хармонте. Но не прижилось – иная страна, иной менталитет, иные смыслы и коннотации тех же слов: здесь «детским садом» называют нечто глупое и наивное, затеянное людьми с детским ай-кью… И мы с Эйнштейном смирились с Виварием, привыкли за годы.
Остров хорош тем, что это маленькая крепость. Треугольник суши, отделенный от города речкой Мойкой и двумя каналами, во все века был закрыт и отдан в безраздельное владение военно-морскому флоту. По большей части периметра – глухие зады кирпичных зданий, повернутых лицом внутрь острова. Вдобавок вдоль всех берегов, заросших плотным кустарником, тянется высокий забор. В двадцать первом веке эту историческую территорию ненадолго открыли для туристов, а потом… ну, все знают, что стало с Петербургом потом.
Обособленность Новой Голландии способствует надежной охране от внешних проникновений и, кроме того, позволяет удерживать наших подопечных в границах филиала. Они у нас содержатся особо резвые, попытки побегов – не редкость.
Но главная ценность в другом. Здесь нет опасных ловушек – ни единой! «Сучью прядь» возле арки не считаем, она огорожена и вдобавок приспособлена к делу, приносит пользу. «Сучья прядь» – это «электрическая полоса», кусок земли под напряжением, как будто там высоковольтный провод пробило. Опасное, конечно, место, если по нему шагать. Можно прыгать, лучше на одной ноге. А почему полезная? Благодаря ему остров электрифицирован – это ж дармовый источник электроэнергии, и вечный к тому же. Ток, правда, дает постоянный, без инверторов не обойтись… Что еще? В воде, в одном из углов искусственного водоема, украшающего Новую Голландию, расползся и притаился в ожидании жертвы «кислый ерш» – участок с неньютоновской жидкостью. Его присыпали светоотражающей фольгой, чтобы сдуру кто не плюхнулся… Ну, вот и весь список аномалий. Поразительно безопасное местечко – это в Зоне-то! На всякий случай вертухаи регулярно обходят остров с проверкой – не объявилось ли какой новой дряни, – но пока ничего не меняется.
Все это вместе сделало Новую Голландию идеальным местом для специфических полевых работ…
Едва рассвело, и мы с Зайкой-Муратом стоим на краю Ковша, возле лесенки, спускавшейся до самой воды. Ковш – это и есть внутренний водоем (смешное название пришло из глубины времен, наверное, из-за формы). Топчем ногами полустертую надпись на дощатом настиле: «Купаться запрещено». Вернее, стою я один, а странное человекоподобное существо сгорбилось на стальном ограждении – сидит, как птица на жердочке. Оно полностью готово: раздето до плавок, к поясу, стянувшему талию, пристегнут страховочный трос, на плечах, опять же для подстраховки, надувные нарукавники.
Подопечному предстоит лезть в воду впервые в жизни. Однако он абсолютно не волнуется, откровенно скучает. «Он» – потому что Мурат упрямо, до слез и до драки, считает себя мальчиком, что отчасти справедливо, но наши медики уверяют, что если передумает, а развитие его продолжится в прежнем русле, то через несколько лет Зайка сможет испытать радости материнства. Естественным путем, без кардинального хирургического вмешательства. Такой вот каприз искореженных Зоной генов…
В общем, генетический казус скучает на оградке, чуть ли не позевывает. Пока лаборант в гидрокостюме проверяет установленные в водоеме приборы, я в который раз втолковываю Зайке:
– Не бей сразу во всю силу. Нажимай постепенно, договорились?
Существо агрессивно, азартно и крайне беспечно. Трудно управляемо, как всякий звереныш. Одиннадцать лет (возраст зафиксирован точно), выглядит на пару лет старше, а психика малышовая, зато возможности – дай бог взрослому аномалу (или не дай бог). Ну, для того здесь и я, чтобы управляться с такими.
– Н-н-не боись, П-пэн, – отзывается он (ладно, пусть будет «он», мне все равно, а существу приятно).
Заикается он сильно, особенно в общении с новыми людьми. Но в сравнении с теми мычащими звуками, что только и умел издавать пару лет назад, – златоуст. Логопеды Вивария свое дело знают.
Потому, собственно, он и Мурат-Зайка: Мурой или Муркой существо прозвали изначально, за попытки