– Jeg vil dra! Nе! Jeg vil reise hjem igjen! – крикнул я во весь голос, чтобы мама поняла – я хочу уехать! Прямо сейчас! Хочу вернуться домой!

      – Мы не вернемся домой, Руне. И мы никуда не уедем. Теперь наш дом здесь, – ответила мама по-английски и, присев, посмотрела мне в глаза. – Знаю, ты не хотел уезжать из Осло, но твой папа получил новую работу здесь, в Джорджии, – добавила она мягко и погладила меня по руке. Вот только мне лучше от этого не стало. Я не хотел жить здесь, в Америке. Я хотел вернуться домой.

      – Slutt е snakke engelsk! – огрызнулся я, потому что терпеть не мог говорить по-английски. С тех пор как мы уехали из Норвегии в Америку, мама и папа обращались ко мне только на английском. Мол, мне надо приучаться.

      А я не хотел!

      Мама выпрямилась и подняла с пола коробку.

      – Мы теперь в Америке, Руне. Здесь говорят на английском. И ты говоришь на английском столько же, сколько и на норвежском. Пришло время воспользоваться им.

      Я сердито посмотрел на нее, но с места не сдвинулся. Она обошла меня и направилась к дому. Я огляделся. Улица, на которой мы теперь жили, была маленькая. Всего восемь домов. Все дома большие, но выглядели по-разному. Наш был красный, с белыми окнами и огромной верандой. Моя комната, тоже большая, находилась на первом этаже. Вообще-то, она мне нравилась. Классная комната. Раньше, в Осло, я никогда не спал внизу – только наверху.

      Я присмотрелся к домам. Все были окрашены в разные яркие цвета: голубой, желтый, розовый… Я задержал взгляд на соседнем. Так близко… Нас разделяла только полоска травы. Оба дома большие, с большими дворами, и между ними ни стены, ни забора. Мне ничего бы не стоило, при желании, забежать в их двор.

      Этот, соседний, дом был весь белый, и веранда как будто опоясывала его целиком. Во дворе, впереди, стояли кресла-качалки и качели. Оконные рамы были черные, и одно окно находилось напротив моего. Ровно напротив! Мне это не понравилось. Не понравилось, что из моей спальни можно смотреть в чужую, а они могут заглядывать в мою.

      На земле валялся камешек. Я поддал его ногой, и он выкатился на улицу. Я уже повернулся, чтобы пойти за мамой в дом, но услышал шум. Какие-то звуки, доносившиеся из соседнего дома. Я посмотрел на их переднюю дверь – оттуда никто не выходил – и стал подниматься по ступенькам, но краем глаза заметил движение. Что-то происходило в окне первого этажа. Том самом, что смотрело в окно моей комнаты.

      Рука замерла на перилах – в окне появилась девочка в ярком голубом платье. Забравшись на подоконник, она спрыгнула на траву и вытерла ладони о платье. Я знал, что девочка вот-вот поднимет голову, и заранее насупился. Волосы у нее были каштановые и собраны на голове так, что напоминали птичье гнездо. Сбоку висел большой белый бант.

      Она подняла голову и посмотрела прямо на меня. А потом улыбнулась. Во весь рот. Помахала, подбежала и, остановившись передо мной, протянула руку.

      – Привет, меня зовут Поппи Личфилд. Мне пять лет, и я живу по соседству.

      Я уставился на нее с любопытством. Говорила она немножко странно, и ее английские слова звучали не так, как мы учили их дома, в Норвегии. На лице у девочки красовалось грязное пятно, на ногах – ярко-желтые резиновые сапожки с большими красными шарами сбоку.

      Вид у нее был чудной.

      Я перевел взгляд с ног на руку. Поппи ее так и не опустила. Что делать? Чего она ждет? Что ей нужно?

      Девочка вздохнула. Тряхнула головой. А потом взяла мою руку и всунула в свою. Пожала, потрясла два раза.

      – Это – рукопожатие. Моя бабуля говорит, что когда встречаешь новых людей, надо пожимать руку, здороваться. – Она показала на наши руки. – Мы поздоровались. Так делают вежливые люди, когда хотят познакомиться.

      Я не ответил. Не знаю почему, но голос как будто потерялся. А потом посмотрел вниз и понял – это потому, что мы еще не разжали руки.

      Как и лицо, пальцы у нее были в грязи. Она вообще вся перепачкалась.

      – А как тебя зовут? – спросила Поппи, склонив голову набок. В волосах у нее застрял прутик. – Эй! – Она потянула меня за руку. – Я спросила, как тебя зовут.

      Я откашлялся:

      – Меня зовут Руне. Руне Эрик Кристиансен.

      Поппи наморщила нос и втянула большие розовые губы. Получилось забавно.

      – Ты чудно говоришь, – выпалила она.

      – Nei det gjшr jeg ikke! – буркнул я и выдернул руку. Она наморщилась еще больше.

      Я повернулся и пошел к дому. Разговаривать с ней мне уже не хотелось.

      – Что ты сказал? – спросила Поппи.

      – Ничего, – сердито бросил я через плечо и уже на английском добавил: – Это по-норвежски!

      Ее большие зеленые глаза сделались еще больше. Поппи подошла ближе, потом еще ближе.

      – По-норвежски? Как викинги? – пропищала она. – Бабуля читала мне книжку про викингов. Там говорилось, что они из Норвегии. Руне, а ты – викинг? –