День давно прошел, уступив темноте, а я так и сидела на полу, прижавшись спиной к стене, и глядела в одну точку. Не видя, не понимая.

      Мысли кончились. Сознанием овладела апатия. Нежелание шевелиться, даже просто сменить позу преобладало над всем остальным. Голод притупился, жажды я не ощущала, спать не хотела. По правде говоря, я хотела только одного. Неосуществимого. Вернуться на Торгон.

      – Жить я, – раздалось вдруг в голове.

      Тихо, едва слышно, так, что я вначале подумала – показалось.

      – … жить, – еще тише. Будто далекое эхо.

      Если бы я не прислушивалась, не услышала точно.

      – Солнце?! – заорала во все горло, боясь поверить услышанному. – Солнце!!! Ты?!

      Тишина.

      Боги, неужели я просто сбрендила? Неужели принимаю желаемое за действительное? Неужели рычание виверны мне показалось?!

      – Солнышко, родная, – заскулила в темноту. – Если ты слышишь, дай знать. Прошу ответь… Подай знак!

      Зубастая частичка не отвечала, вгоняя меня в отчаяние.

      – Солнце!

      Глаза защипало, грудь стало раздирать от невыносимой боли, я всхлипнула и разревелась.

      – Родная, ну же, отзовись! – стонала, размазывая слезы по щекам. – Я не вынесу одиночества!!! Я умру тут одна!

      Молчание в ответ.

      – Одна… ты неизвестно где…, друзья на Торгоне…, они… муж, Шторм ранены… Что там с ними?

      Невнятное бормотание становилось все тише, произошедшее утром и слезы слишком вымотали меня, чтобы можно было сопротивляться. Завалившись набок, я обняла колени руками, закрыла воспаленные глаза и провалилась в темноту. Но и в царстве сновидений не нашла покоя. Торжествующая улыбка Филиппа; стража с занесенными надо мной смертельными заклинаниями; удивленные друзья. Картины прошлого не оставляли.

      – Груша… Груша… жить… Солнце жить…

      Я захныкала, ведь это только выверт сознания, виверны нет.

      И снова видения. Ужас в глазах гостей, а после и выкрикнутое слово «малум». Бледная до синевы Катарина. Альфред, пытавшийся защитить мачеху. А потом срывавшийся голос Шторма, и его ужасные раны на спине. Эти сцены преследовали и не отпускали. Но больше всего мучили глаза Альдамира… мужа. Он с невероятной нежностью смотрел на меня и улыбался.

      – Прости… прости, – шептали мои губы сами собой. – Я так скучаю…

      Но вдруг образ близнеца стал таять. На его месте появилась зубастая морда, которая вдруг злобно оскалилась и зарычала.

      – Глухая тетерь! – в голосе виверны звучало раздражение. – Я звать – звать, а она реветь! И не слышать! Ууу!!! Ууу!!! Будто только из яйцо вылупится.

      И эта чешуйчатая, зеленая вредная и самая любимая крылатая ящерица принялась меня изображать.

      – Ууу! Ууу! Ууу!!!

      – Солнышко, – пролепетала я, все еще не веря, что видела именно ее. – Это и правда, ты? Не глюк? Не кошмарный сон?

      Виверна перестала кривляться. Сделала шаг вперед и обняла крыльями мое мысленно «я».

      – Груша, – нежно курлыкала она. – Груша… моя часть.

      А потом на меня вдруг закапала вода. Я высвободилась из объятий и подняла голову. И едва не заплакала снова – по морде Солнышко бежали слезы.

      – Родная! – всплеснула я руками. – Не плачь, девочка. Ну, же, все страшное позади. Мы вместе и что-нибудь обязательно придумаем!

      Не выдержав, прижалась к ее горячему телу.

      – Все будет хорошо. Все будет хорошо! Мы справимся!

      – Любить тебя, – курлыкнула виверна. – И знать, как вернуться.

      – Что?! – я застыла. – Ты знаешь, как вернуться?!

      А потом отступила и опять подняла голову, находя взглядом ее глаза.

      – Знать! – во всю пасть улыбнулась Солнышко. – Помнить!

      Знает! Помнит!!!

      Слава всем богам!!!

      Я рухнула на колени и опять в который раз за день разрыдалась, но на этот раз от радости.

      Не одна!!! И скоро вернусь… домой. Да, домой! За столь короткое время, приютивший меня мир стал родным. Здесь же, в месте рождения я не чувствовала себя комфортно. Будто бы Земля, обидевшись на предательство, сама выталкивала прочь.

      Утерев