42 195

      Они сидят по ту сторону стола, перед каждым – стакан пива и стопка бумаг. На мой вопрос все трое качают головами. Бормочут то ли друг другу, то ли себе под нос: сумасшедшая.

      Они так долго качают головами, что я им напоминаю: мне надо записаться, я хочу успеть разогреться перед соревнованием.

      – Еще и наглая, – бурчит тот, что посередине.

      Я молчу. Они прекрасно знают, что для женщин запрет на участие снят. И ограничения по возрасту тоже. Они обязаны меня допустить, будь мне хоть шесть лет.

      Я терпеливо жду. Я давно приняла это решение. С бухты-барахты марафон не бегут.

      – И упрямая, – нарушает тишину первый, который в середине. И вздыхает. Сигара между его мясистыми губами ходит вверх-вниз. Кукла с ярмарки. Снесите ей башку. У вас три попытки.

      – А мышцы вроде ничего, – замечает второй, который сидит справа.

      Поворачиваюсь к нему спиной, чтобы он мог оценить меня сзади тоже, спрашиваю:

      – Все в порядке?

      – И дерзкая, – вздыхает третий.

      – А может, она еще всех обойдет, – опять высказывается первый.

      И они втроем гогочут, аж заходятся. Мне неловко за них, и я отворачиваюсь.

      – Она еще тут, – бормочет третий, догоготав. Я опять стою лицом к столу и, сжимая кулаки за спиной, пытаюсь сохранять спокойствие.

      Они переглядываются и вздыхают.

      – Где твой тренер? Почему сама записываешься?

      – У меня нет тренера, – отвечаю я. – Точнее, есть, но он не готовил меня к марафону. Я сама.

      Мне не хочется врать и придумывать, что Тони сегодня не смог прийти потому-то и потому-то.

      Они смотрят на меня молча. Я не понимаю, что у них в глазах – восхищение, недоверие или жалость. Тот, что в середине, берет ручку, записывает мои данные и протягивает номер, который надо приколоть к футболке: 11. С этим номером я выиграла мое первое соревнование. Сегодня, конечно, не получится, зато с номером 11 я точно пробегу лучше, чем с каким-нибудь дурацким 86.

      – Ты в первых рядах, – он откладывает ручку. – В смысле, из тех, кто записался, – тут же поправляется он. – Ты ведь знаешь, что в восемнадцать лет бежать марафон слишком рано?

      – Слышала. – Я пожимаю плечами. – Но мало ли что говорят.

      Первый кивает.

      – Мало ли что говорят, – повторяет он. Это звучит примирительно.

      – Не опоздай к старту, – говорит третий, – и становись сбоку, в сторонке, чтобы здоровые мужики сразу тебя не затолкали.

      Я киваю.

      – Ну, я пошла.

      Все трое смотрят молча.

      – Удачи, – наконец говорит первый. – А остальные пусть попадают. – И все трое начинают так энергично кивать, что я боюсь, как бы у них головы не поотваливались.

      16 сентября 1977 года. Идет мелкий дождь, даже не дождь, а морось – и зонтик не нужен, и не жарко. Идеальная погода для бега.

      На улицах Берхема – воздушные шары и нарядные киоски. Скоро мы побежим мимо всех этих людей и будем бежать и бежать, сколько хватит дыхания. А они будут пить пиво за наше здоровье и реветь «вперед» или «так держать».

      Я выбрала себе место задолго до сигнала к старту – впереди, с краю. Мне не терпится начать.

      Участников больше сотни, и среди них впервые – горстка женщин. Фавориты – несколько бельгийцев, один румын и англичанин. Рядом перешептываются, что с ирландцами тоже нужно держать ухо востро. Мне не нужно держать ухо востро. Это мой первый марафон. У меня одна цель – добежать до финиша, и если я добегу, то буду счастлива.

      – Пять минут до старта! – Я оглядываюсь. Кругом одни мужчины, все старше меня.

      Нас подбадривают, но крики теряются в шуме голосов и тонут в ярмарочной музыке. Но вот уже всё перекрывает голос из репродуктора: «Дамы и господа, соревнование начинается!» Я оглядываю обочину, никого не вижу. Но все равно знаю, что они там.

      Я та, кто я есть, – ради Рози. И Маттиа.

      И Линды.

      И когда я бегу для себя, то бегу и для них.