Солнце, вставая в апогей, мазнуло тонким лучиком в не заделанную щёль, сквозь большую прорехе, между грубых неотесанных досок, проникнув в потаённые глубины. И он пополз по земляному полу, медленно подбираясь к травяной куче, почти истлевшей соломы.

      Пройдя до самого края углов, посланец солнца принялся неприметно нагревать груду соломы и трухи.

      Куча сена зашевелилась, взъерошивая верхушку копны.

      …Я проснулся от слишком наглого луча солнца, пробившегося в старый сарай, как трусливый заяц, позволивший себе заглянуть в медвежью берлогу. Мне снился необычный сон:

      Почему-то очутился в странном месте на непонятной планете.

      После появления пошел по поверхности планеты, холодной и одинокой.

      Я ходил по планете, оказавшись абсолютно голым, совершенно без ничего. Обнаженное, человеческое тело, на глазах стало покрываться каменистой, нарастающей коркой, защищая от вредных космических воздействий. Каменные наросты проступали, постепенно выползая на лицо. Я отдирал их крича от боли, не желая становиться зверем—оборотнем, отлепляя каменную чешую, вместе с кусочками кожи и мяса.

      Но страшный процесс казался необратим: выросшая чешуя обволокла тело, превращая в огромного ящера—мутанта.

      Окончательно обратившись в мутанта, снова отправился бродить по планете, но никого не нашёл.

      Сверкающая белая мерзлота, покрывавшая планету, искрами лежала в моих очерствевших ладонях. Склоняясь на колени от бессилия, что нельзя ничего изменить в мертвом течении вечности, от тоски завыл от одиночества, издавая нечеловеческие звуки.

      Я осторожно потянулся телом, отряхиваясь от прилипшей соломы, находясь в плену необычного сна. Надо же, приснится ведь такое, странное видение, и вроде всё в порядке: тело как тело, никакой каменной чешуи на нём не было.

      Так, но где очутился на сей раз, очнувшись в заброшенном сарае?!

      А что за глюки? Взглянув на ладони и руки, обомлел… Они не мои!

      Что произошло такое?

      Одежда – будто снятая с чужого плеча!

      И тело моё дражайшее – да куда оно подевалось со своими родинками, родными шрамами и прыщами, и во что превратилось, чёрт возьми!

      Тело—то человеческое, но не привычное.

      Желая выругаться вслух матом, для поднятия духа, открыл рот.

      Но из него вырвались странные гортанные звуки: «la mala leche!» (что за черт!) Но язык почему-то понимал. Вот я попал, что за наваждение такое!

      В аномалию зонную, что ли, вляпался по пьяни в очередной раз.

      Такое случается иногда после дружеских попоек у костра с другими вольными. Потому вот и голова зудит, причём как с глубокого похмелья, толком не соображая, где и что я.

      Поднес ладони к лицу, покрытые смуглой, загорелой кожей с грязными, давно немытыми пальцами и ногтями, осторожно ощупывая его.

      Наростов или корост, нависших на лице, не было. Уже лучше.

      Но опять же чужое лицо!

      Нос с горбинкой, другой череп, тонкие усики, да и волосы – длинные, черного цвета, отросшие до самых плеч, спадающие на лицо при каждом резком движении головой.

      Похлопал ладонями по одежде и карманам, первым желанием найти простое зеркальце, дабы узреть незнакомую рожу.

      Но все карманы пустые, словно в них ночевала церковная мышь, да и мало их в наличии в этом цирковом наряде, словно я был шутом и сбежал из циркового балагана. Одежда чудная и ненормальная, будто взятая напрокат из кладовки дурдома.

      Пуговицы на одежде наличествовали, но их было мало, и причудливо изготовлены.

      Грубая кожаная куртка старинного покроя, пошитая толстыми нитками.

      Рубаха – без обычных пуговиц и молний, на веревочках—завязках, покрытая вышитыми вензелями, сделанная из толстой ткани.

      Штаны, кожаные сапоги до колен на шнуровке: всё непривычно и непонятно.

      Комплекцией, ростом и весом ново обретённая оболочка походила на привычное тело. И то хорошо, одеяние пришлось впору, не будет спадать или стеснять движения – не ходить же голым по свету, как в том сне, надеясь что взрастится новая шкура.

      К телу стало быть, не нужно привыкать к нему, или уже поздно привыкать?! Если ещё придётся ходить по свету. Я жив или мёртв, или то и то сразу?! Ладно, будем думать дальше, что делать теперь.

      Закрыв глаза, ущипнул изо всей силы за руку, пытаясь проснуться окончательно, и снова обратится в обычного проводника Джоника,

      где-нибудь в родной Зоне Отчуждения,