Социальная справедливость и город. Дэвид Харви
Читать онлайн книгу.
деи, обычно выступающие самостоятельными областями исследования, отделенными от философии науки, которая в то время меня занимала) могут быть связаны с географическими исследованиями и такими областями интеллектуального труда, тесно связанными с географией, как планирование и регионоведение. Мне казалось, что подходящей исходной точкой, например, может быть предположение, что принципы социальной справедливости имеют прямое отношение к применению пространственных и географических принципов в городском и региональном планировании. Поскольку я едва ли мог найти какую-либо научную литературу по этой теме, мне представлялось, что нужно сформулировать на этот счет хоть какие-то соображения, даже если они могли оказаться не вполне адекватными. Продвигаясь к этой главной цели, я очень быстро понял, что ее невозможно достичь, оставаясь на абстрактном уровне. Поэтому я поместил свои поиски в контекст, в который я мог достаточно быстро окунуться и который при этом был бы достаточно широким, чтобы при необходимости предложить реальные примеры в качестве опоры для размышлений. Поскольку я тогда как раз только что перебрался в Балтимор, мне показалось уместным сделать этот город, наряду с другими знакомыми мне городами, площадкой для исследования вопросов, возникающих при проецировании социальных и морально-философских соображений на традиционную матрицу географического исследования. Отсюда и возникло увлечение городским планированием, городскими системами и, в конце концов, урбанизмом в целом.
Взаимодействие между изучением “идей ради идей” и результатами исследования материальных условий жизни и опыта привело к эволюции моего общего понимания урбанизма и городских проблем, а также моих взглядов на такие далекие друг от друга темы, как природа пространства, природа теории и, безусловно, природа знания и научного исследования в целом. Главы, представленные в этой книге, были написаны в разные периоды моего продвижения по этой эволюционной дороге и поэтому представляют собой историю формирования точки зрения. Я не считаю эту историю характерной исключительно для меня (хотя, вероятно, кое-что в ней может быть проинтерпретировано именно так). Это та история, которую, кажется, должен прожить каждый, кто ищет адекватный и эффективный способ объединить перспективы социальной и моральной философии, с одной стороны, и проблемы материальной среды, возникающие в городских центрах западного мира, – с другой.
Эволюция, разворачивающаяся от главы к главе, естественным образом порождает противоречия и расхождения между изложенными в них идеями. Общий подход в части II существенно отличается (и я надеюсь, в лучшую сторону) от подхода, используемого в части I. Аналогично и последующие главы обретают больше смысла, если мы понимаем, как пришли к выражаемой в них точке зрения, поэтому важно отследить процесс поиска, происходивший на протяжении подготовки представленных здесь эссе. Также важно отметить, что материал части I не отбрасывается, а включается в часть II, где благодаря другому исследовательскому подходу ему придается новый смысл.
Размышляя о происходившей эволюции моей мысли, я могу обозначить развитие четырех основных тем, которые пересекаются друг с другом вокруг главного, наиболее спорного и остающегося актуальным вопроса. Социальные процессы и пространственные формы обычно различаются, если не в реальности, то в нашем сознании, и на протяжении многих лет моей первостепенной задачей было залатывание ментальной бреши между тем, что лишь кажется двумя отдельными и несовместимыми способами анализа. В представленных здесь эссе вы увидите эволюцию осознания и размышлений над этой проблемой. В главе 1, например, проблема рассматривается как лингвистическая и исследуются лингвистические решения. Но в главе 5 проблема уже помещается в сферу человеческой практики (в которой укоренена и сама лингвистическая проблема), и решения поэтому лежат в сфере человеческой практики. Различие между социальными процессами и пространственной формой всегда рассматривается скорее как искусственное, нежели реальное, но в последних главах само это различие представляется искусственным в определенном смысле. Пространственные формы видятся там не как неодушевленные объекты, внутри которых разворачивается социальный процесс, но как сущности, которые “содержат” социальные процессы в той же мере, в которой мы говорим о том, что социальные процессы имеют пространственное измерение. Нахождение наилучшего способа описания переплетения социальных процессов и пространственных форм, возникающих из социальной практики, является проблемой, которая должна быть разрешена в ходе человеческой практики, а не проблемой, которая присуща реальности как таковой.
Четыре темы, сопровождающие основной исследовательский вопрос взаимодействия социального процесса и пространственной формы, часто сливаются в изложении, но они с готовностью являют себя в критические моменты, когда нам требуются указатели пути для дальнейшего анализа. Эти темы переплетаются друг с другом, как будто бы кружась на волшебной карусели, – фигуры появляются перед нашим взглядом, но потом они меняют свой цвет и форму так, что уже сложно поверить, что это те же фигуры или что они как-то отличаются друг от друга. Поскольку фигуры в их вращении вокруг темы “социальный процесс – пространственная форма” могут представать перед читателем