Очень скоро я понял, что учеников очень интересует моя жизнь, моя история и любые подробности, касающиеся моей семьи. Когда я рассказал о себе, чтобы построить с ними доверительные отношения, они узнали, что учеба и усердный труд занимали большую часть нашей жизни. Они были потрясены, обнаружив, что я сын иммигрантов. Это отличало меня от других учителей и делало в каком-то смысле ближе к ученикам. Хотя я часто шутил, что был научным экспериментом и меня нашли в мусорном контейнере, им очень нравились рассказы о доме, где я родился и вырос. Когда выяснилось, что мы в чем-то похожи, мои ученики начали воспринимать наш класс как одну семью. Если уж на то пошло, они полюбили все, что нравилось мне. Я широко пользовался этим на уроках.

      Часто мне приходилось воспитывать их, и, честно говоря, иногда они пытались воспитывать меня. Я не должен был показывать им, что ощущаю себя большим ребенком, даже не способным отрастить приличные усы. Рядом с некоторыми парнями я выглядел как восьмиклассник. Вместе с тем я получил определенную власть над их судьбой. Когда они звали меня: «Мистер Ритц!» – я оглядывался в поисках своего отца. Разве это обращаются ко мне? Дети смеялись над этим и называли «Миста» (сокращенное от мистер). Потом они шутили, что мое имя, наверное, Эй, а фамилия Ритц. И в классе, и в коридорах они кричали: «Эй, Ритц!» – и я обычно отвечал улыбаясь.

      Наши отношения улучшились, когда я поделился историей моей семьи. Мой отец родился в Румынии и приехал в Америку еще мальчиком через Израиль. Его семья обосновалась в нижней части Манхэттена и вскоре переехала в симпатичный дом в Бронксе. «Семейная легенда гласит, что мой отец в возрасте 12 лет катил тачку с семейным имуществом