В арбузном сахаре. Рыбалка в Америке (сборник). Ричард Бротиган
Читать онлайн книгу.
уже в наши дни.
В арбузном сахаре
Книга первая
В арбузном сахаре
В арбузном сахаре все свершилось и вершится вновь, значит, моя жизнь – в арбузном сахаре. Я расскажу тебе о ней, потому что я здесь, а ты далеко.
Где бы ты ни был, мы сделаем все, что можем. Слишком далеко, чтобы путешествовать, и не на чем путешествовать, кроме арбузного сахара. Он нам поможет.
Я живу в хижине около Смертидеи. Я смотрю на Смертидею в окно. Она прекрасна. Я закрываю глаза и касаюсь ее. Сейчас она прохладная и поворачивается, как игрушка в руке ребенка. Я не знаю, на что похожа эта игрушка.
В Смертидее очень тонкое равновесие. Нам подходит.
Хижина небольшая, но приятная и удобная, как моя жизнь; она сделана из сосны, арбузного сахара и камней, как почти все вокруг.
Мы заботливо слепили из арбузного сахара наши жизни и отправили их путешествовать в глубину снов по длинным дорогам мимо камней и сосен.
У меня есть кровать, стул, стол и большой шкаф, где я держу свои вещи. У меня есть фонарь, в котором я жгу по вечерам форельно-арбузное масло.
Есть еще кое-что. Я расскажу тебе позже. У меня спокойная жизнь.
Я опять смотрю в окно. Сквозь длинный край облака светит солнце. Сегодня четверг, и солнце золотое.
Я вижу сосновый лес и реки, что текут сквозь сосновый лес. Вода в реках холодная и чистая, там водится форель.
Есть реки шириной всего в несколько дюймов.
Я знаю реку шириной в полдюйма. Знаю, потому что измерил ее и просидел рядом целый день. После полудня начался дождь. Мы все здесь зовем реками. Такие мы люди.
Я вижу арбузное поле и реки, что текут по арбузному полю. В сосновом лесу и на арбузном поле много мостов. Перед моей хижиной тоже есть мост.
Одни мосты сделаны из дерева, старого и покрытого серебряными крапинками, как дождь; другие из камней, собранных очень далеко, поэтому мосты построены по правилам этого далека; третьи – из арбузного сахара. Эти мне нравятся больше всех.
Из арбузного сахара мы делаем множество вещей – я расскажу тебе о них, – включая эту книгу, которая пишется около Смертидеи.
Все придет, путешествуя в арбузном сахаре.
Сегодня утром раздался стук в дверь. Я знал, кто это, – по стуку и по тому, как оно шло по мосту.
Оно наступает на единственную скрипучую доску. Всегда наступает. Я никогда не понимал, как такое может быть. Перед тем, как раздался стук в дверь, я как раз решал в уме грандиозную задачу: почему оно никогда не пройдет мимо этой скрипучей доски, почему никогда ее не перешагнет.
Я не отозвался на стук, мне не было до него дела. Я не хотел никого видеть. Я знал, для чего все это, но мне было безразлично.
Наконец оно перестало стучать и пошло по мосту обратно – разумеется, опять наступив на ту самую доску: длинную доску с кривыми гвоздями, прибитую много лет назад, так что теперь не исправить; потом оно ушло совсем, и доска замолчала.
Я могу ходить по мосту сто раз и никогда не встать на эту доску, но Маргарет ступает на нее всегда.
Тебе, наверное, интересно, кто я такой, но я из тех людей, у которых нет обычного имени. Мое имя зависит от тебя. Зови меня тем, о чем ты сейчас думаешь.
Если ты вспоминаешь о том, что произошло очень давно: кто-то задал тебе вопрос, а ты не знал ответа.
Это мое имя.
Может быть, шел сильный дождь.
Это мое имя.
Или кто-то попросил тебя что-то сделать. Ты сделал. Тогда оно сказало, что ты сделал все неправильно – «Прости, ошибся», – и тебе пришлось делать что-то другое.
Это мое имя.
Может быть, это игра, в которую ты играл ребенком, или мысли, что медленно проплывали в твоем мозгу, когда ты был стар и сидел у окна в кресле.
Это мое имя.
Или ты гулял. А вокруг росло много цветов.
Это мое имя.
Может, ты смотрел, как течет вода в реке. С кем-то, кто тебя любил. Вы почти касались друг друга. Ты почувствовал прикосновение еще до того, как оно произошло. И оно произошло.
Это мое имя.
Или кто-то звал тебя из далекого далека. Голос звучал эхом.
Это мое имя.
Может, ты лежал в постели, уже почти засыпая, и вдруг засмеялся чему-то, какой-то своей шутке – так хорошо заканчивать день.
Это мое имя.
Или ты ел что-то вкусное и на секунду забыл что, но продолжал жевать, потому что знал, как это вкусно.
Это мое имя.
Может, была полночь и огонь гудел в очаге, словно колокол.
Это мое имя.
Или тебе было плохо, когда она тебе все это рассказала. Неужели она не могла поговорить с кем-то другим – с тем, кто лучше понимает в таких делах.
Это мое имя.
Может,