Если бы не война. Александра Олеговна Корончик
Читать онлайн книгу.
ами. А указания мужчин – всего лишь советы режиссера.
– Бабушка, поехали с нами, – говорил маленький Паша, одетый в старые брюки из плотной ткани и потрёпанное пальто.
Женщина лет 80, со множеством морщин на лице, гладила мягкие волосы внука, вытирая рукой слезы, которые не желали останавливаться.
– Я приеду, обязательно приеду, но позже. Мы с Волчком еще побудем тут. Надо же кому-то за домом смотреть, – улыбалась старушка, пряча слезы. Пес Волчок бегал около Паши, виляя хвостом, требуя к себе внимания. Мальчик погладил жесткую шерсть собаки, потрепал его за ухом. Пес лизнул руку Паши и весело гавкнул.
– Мама, я все же настаиваю на твоем отъезде, – сказал офицер лет 40, высокий, с густыми черными усами, застегивая пальто. – Черт, как дует.
– Да куда я поеду. Старая я, кому нужна. Лучше позже приеду. Не могу я Севастополь оставить. Пусть с красными – не могу.
– Я напишу, как только мы устроимся, и ты сразу приедешь. Извини, мне нужно сделать несколько распоряжений перед отплытием. Нечего так прощаться, когда скоро увидимся снова в Берлине или Париже. Я буду тебя ждать, – добавил офицер. Он смотрел в глаза матери, глаза покраснели, скулы играли на его лице, крепко обнял на прощание и ушел, не оборачиваясь.
Все это время Паша снизу вверх смотрел на бабушку, которая зачем-то все время поправляла платок на плечах.
– Иди, милый, не стой на ветру, заболеешь. Уже носом шмыгаешь. Вон там мама стоит. Ты куда бы хотел, в Париж или Берлин? Папа еще не знает, куда вы поедете.
– Не знаю. Я еще никогда там не был, – сказал мальчик, погрустнев.– Но когда ты приедешь, пойдем вместе в магазин, как на Нахимовской улице когда-то. Я куплю тебе новый платок, когда вырасту. Вместо того, который порвал, – прибавил он стыдливо. – Он будет еще лучше! Честно-честно, бабушка!
Старушка крепко обняла внука, молча рыдая, чтоб Паша не услышал, не испугался. Мальчик тоже обнял бабушку маленькими ручками, стараясь обнять ее всю, хотя у него это еще не получалось.
Прозвучал громкий гудок парохода, возвещающий о скором отправлении. Бабушка поцеловала Пашу в лоб, посмотрела еще раз в его голубые-голубые, широко открытые глаза, поправила бедную одежду на нем:
– Иди, Пашенька. Иди, родненький. Купите там тебе новые ботинки. Эти совсем износились.
Мальчик улыбнулся бабушке в последний раз и убежал к родителям, грузившим багаж. Мимо проходили женщины, мужчины, дети. А бабушка стояла позади всех, смотрела высветившими глазами на густой черный пар, валивший из труб, уже не вытирая слезы, а давая им литься свободно. Волчок, уже спокойный, сидел рядом, высунув язык и часто дыша, иногда поскуливая и смотря на старушку. Он не понимал, куда едет его любимый Паша, почему его забирают, почему столько людей вокруг и почему старушка плачет. Выйдя из оцепенения, бабушка позвала пса и они вместе неторопливо побрели домой. Старушке было тяжело идти, болели ноги, щемило сердце. А Волчок терпеливо, медленно шел рядом.
Спустя несколько дней, когда уже весь город заняли красные, Волчок в нетерпеливом волнении ходил вокруг дома, в котором горело лишь одно окно. Он ходил, чувствуя беду, рыча и лая. К дому подошло трое вооруженных красноармейцев. В темноте один споткнулся о ступеньку и громко выругался, вызвав хохот остальных. Тот замахнулся и со словами: «Ишь, чего ржешь», – тоже загоготал. Один из них постучал в дверь кулаком и крикнул:
– Жители Севастополя, всем срочно покинуть свои дома! За невыполнение расстрел на месте! – сказав это, солдат плюнул на пол, держа папиросу в руке. – Живей там! – добавил третий, еще раз ударив по двери ногой.
Испуганная старушка вышла, придерживая рукой платок, спадавший с плеч. Слева была заметна аккуратно заштопанная дырка.
– Куда нас ведут? – спросила она.
– Куда надо, морда Врангелевская, давай, шагай к обрыву туда,– сказал один из красных, показывая куда-то вдаль.
Бабушка покорно пошла, куда велели, Волчок шел рядом.
– Иди домой, – приказала бабушка псу. Волчок остановился. – Иди же! – Пес посидел еще секунду и снова пошел за старушкой. Та уже не стала прогонять его.
У обрыва уже было человек десять-пятнадцать, на лицах у всех был испуг. Среди присутствовавших – женщины, прижимавшие своих детей, успокаивая их. Старики опирались на палки, бледные и молчаливые. Группа солдат стояла позади, докуривая папиросу. Волчок, скуля, прижался к ногам бабушки:
– Тише, маленький. Ничего не бойся. Старая я, кому нужна, – говорила она псу, дрожащими руками, которые ее плохо слушались, поправляя платок. – Плохо я зашила платок – холодно. Но ничего. Пашенька вырастет, сказал, новый купит в Париже. А может, в Берлине. Еще лучше этого. Тогда согреюсь, его платок надев.
Очередь.
Все стихло. Волчок, рыча, помчался на солдат.
Выстрел. Пес заскулил и замолчал.
Если бы не война
– Ах, хорошо! В Германии весна раньше, чем у нас приходит. Вроде апрель только, а солнышко, тепло. Скажи, Петь!
– Правда, хорошо. Если