Вернемся к теме домашних библиотек, точнее, к Книге в ее традиционном виде, виде, который стремительно изменяется под воздействием социальных, технологических и экономических процессов. Об этом было два пронзительных, каждый по-своему, текста в №1 «Время Культуры». Но к ним есть, что добавить.

      Года два назад я испытал легкий шок (шевеление волос на голове, холодок по спине), когда в детском музее в Стокгольме наблюдал вот что: стоит в углу зальчика этакий «грибок» – ножка как ножка, а сверху плоский экран. И вот подходит к нему девочка лет пяти, тыкает пальчиком, и на экране вспыхивает изображение – книжка. И не просто текст, как в «читалках», а полноценное цветное изображение целого разворота старинной богато иллюстрированной сказки. Девочка провела по экрану пальчиком справа налево, и страничка перелистнулась – как и положено, с легким шелестом.

      Все, – подумал я, – конец книгопечатанью.

      Тут надо пояснить, что сам я в то время владел типографией, был действующим директором, и печатали мы, в числе многого, и книги тоже. Как понимаете, я увидел конец бизнесу, конец профессии.

      Но дело не в этом, дело в книге как таковой. Полиграфисты о судьбе печатного текста говорят уже второе десятилетие, как раньше обсуждали тему кино/театр, телевидение/кино/театр. Но все живет, все радует людей, все востребовано. Разное – разными людьми. Это как пляжный отдых. Кто-то для него покупает по интернету надувную лодку за 2 тысячи рублей, а кто-то яхту. И там и там – море, солнце, коктейли, бикини.

      Но на судьбы мира влияние оказывают не те, кто на берегу под зонтиком, а те, кто на борту в сотне кабельтовых от берега. Идут через океан от одного пляжа к другому.

      По поводу традиционной книги есть спасительный рецепт – она тоже из разряда обыденных вещей переходит в разряд «предметов роскоши». Это как раз такие «яхты в море интеллекта». Это рецепт спасения отрасли, спасения бизнеса.

      Тем не менее, есть еще одна сторона вопроса, о которой как-то умалчивают. Это такая простая и холодная сторона, как скальпель в руке хирурга-нациста.

      Дело вот в чем. Текст на бумаге или даже на бересте, который стоит на вашей книжной полке в вашем доме, который вы готовы защищать (мой дом – моя крепость) – это некая истина в ее конечной на каком-то этапе форме. Если там написано «казнить нельзя, помиловать», и запятая стоит именно там, где она стоит, то ее уже не передвинуть в этом конкретном издании. И нужно горы свернуть, сибирские лагеря заполнить читателями, чтобы эту запятую передвинуть.

      А если тексты добираются до «читалок», планшетов и прочих гаджетов по проводам или даже без проводов, но каждый раз из какого-то «центра», то «человек у кнопки» в этом центре является законодателем, движителем запятой, производителем смыслов.

      И вот это как раз и страшно, поскольку около кнопки можно посадить болванчика. И он будет «держать запятую», как раньше мог «держать» рынок, банк или даже министерство.

      Столько перьев сломано, сколько судеб исковеркано, сколько крови пролито в борьбе за смыслы. Вспомнить хотя бы церковные расколы. А, согласитесь, война за кнопку – это не война за смыслы. Это как американская мечта – приходит с оружием туда, где есть нефть.

      В масштабах истории неважно, кто сегодня присосется к нефтяной трубе – сунниты, шииты, дядя Сэм. На это мы отвечаем тем, что: «… маятник, качнувшись вправо, качнется влево». Мы свыклись и не возражаем даже против понятия амплитуда качания, поскольку надеемся, что ее задает что-то, что выше нас. А если это станет не так? Кто тогда «пришлет к нам доктора»?..