– Почему ты молчишь? Как твои дела?

      В машине было нечем дышать. Я опустила стекло, но лучше не стало: раскаленный воздух не принес прохлады. Стоял невыносимо жаркий июньский день, мама сидела за рулем, я – рядом. Мы возвращались из супермаркета, собирались вместе пообедать. Я не видела ее несколько месяцев и была по-настоящему рада встрече, вот только…

      Как мои дела?

      Мама ждала, что я расскажу ей, как мечтаю поскорее вернуться в «большую бухгалтерию» – к офису в центре Москвы, солидным людям и достойной зарплате. Всему тому, что вот уже год как осталось позади. «Работа мечты» с личным кабинетом, должностью главного бухгалтера, огромной ответственностью и чувством собственной значимости. Разве можно желать чего-то еще? Ведь именно для этого я с отличием окончила Финансовую Академию при Правительстве РФ и для этого не поступила в аспирантуру по рекомендации декана.

      Тогда я верила, что иду к мечте. Но не теперь. Однако все это оказалось не так-то просто выразить словами, поэтому я сказала:

      – Все хорошо.

      На самом деле ничего не было хорошо. И мама это чувствовала – в ее молчании звенело глобальное неудовлетворение. Она явно готовилась срезать меня еще одним вопросом. Я повернулась к ней и стала рассматривать ее всклокоченные короткие волосы и напряженные губы под розовой перламутровой помадой. Казалось, мамино внимание полностью поглощено дорогой, но я знала, что это не так. И хотела быть честной, хотя мое признание было равносильно прыжку в ледяную воду. Я задержала дыхание, досчитала до трех и повторила:

      – Правда, все хорошо! В июле будет готов интернет-магазин с женскими украшениями и аксессуарами. Пока что я веду пару фирм на аутсорсе, но пройдет какое-то время, мой магазин заработает в полную силу и я смогу окончательно бросить бухгалтерию.

      Я задумала свой проект полгода назад, после поездки в Париж, и все это время держала его в тайне. А вот теперь проговорилась и тут же об этом пожалела – мамино негодование нарастало с каждым моим словом, я почти физически ощущала его разрушительную энергию в тесном пространстве салона. К тому же мне нечем было подкрепить свою уверенность в правильности выбора – статистики продаж еще не было, потому что не было самих продаж.

      Машина вошла в поворот. Стоило только маме заговорить, виток дороги принял для меня форму знака бесконечности.

      Бесконечности нашего непонимания.

      – Что ты выдумываешь? Какой еще магазин? Почему я впервые о нем слышу? Маша, ты столько сил потратила на учебу в академии… На аудит в «Ernst&Young»! Ты же сама мечтала стать бухгалтером – и что теперь? Прошу тебя – восстановись, успокойся. Не нужно никакого интернет-магазина. Возвращайся к работе, серьезно. И не теряй времени, его и так мало!

      Я пожалела, что нельзя выйти из машины на ходу.

      Казалось, ни вокруг, ни во мне совсем не осталось воздуха. Я с трудом собрала его остатки и выдавила:

      – Ты не понимаешь…

      Сделала еще один вдох и продолжила:

      – Мама, у меня проблемы с глазами, ты же знаешь. Я не могу проводить по двенадцать часов за компьютером, как раньше. Бухгалтерия – это файлы, документы, ответственность перед собственниками бизнеса. С моими ограничениями невозможно работать главбухом, как раньше. И финдиром никогда не стать!

      Почему я опять оправдывалась и твердила про ограничения? Почему не могла говорить о главном? О вдохновении, одежде и украшениях! О том, как зимой я гуляла по Парижу и заглядывалась на витрины крошечных магазинчиков, в которых хозяйки продавали сделанные своими руками украшения и косметику. И они, эти предприимчивые женщины, выглядели вполне довольными собой, ухоженными и успешными!

      Мы с мамой никогда не были особенно близки. Она нервно выворачивала руль, наверняка мысленно составляя план по спасению дочери от полнейшего карьерного краха. А я думала, что знай она своего ребенка чуть лучше, то, возможно, просто поверила бы в меня. Но в тот момент мы были далеки друг от друга как никогда.

      – Мамуль… – То, что я говорила, и то, как я это делала, опустошало меня и уничтожало мою мечту. Она становилась все меньше и меньше. Ничтожно маленькой. – Я давно плачу за себя сама. Зарабатываю с семнадцати лет. Ведь жила я как-то раньше – и сейчас проживу. У меня есть квартира и есть голова на плечах. Я не теряю никаких перспектив – их и так не осталось…

      Говорила и понимала, что сама себе смешна. Вот уже год я работала из дома и не получала даже половины того, что раньше. В будний день я сидела в мамином «Opel Astra» неподалеку от Химок, каждым пальцем ног ощущая свои разношенные балетки. На мне были старая майка и ситцевая юбка, сшитая мамой, когда я училась в восьмом классе. Ни инвесторов, ни состоятельного мужа. Зато проект магазина, как в Париже. Смешно и больно.

      Пока я пыталась справиться со стыдом, мама бросала на меня умоляющие взгляды.

      – Маша, я ничего не понимаю в том, о чем ты говоришь, но точно знаю: ты хоронишь