На семафоре загорелся долгожданный зеленый огонёк и паровоз, окутанный белым паром, устало потащил вагоны с русскими солдатами. Дмитрий стоял у приоткрытой двери и смотрел на проплывающие пейзажи центральной России, а в памяти возникали просторы родной сибирской тайги. Он любил тайгу, эту любовь ему привил отец. После смерти матери Дмитрий жил в Иркутске у родной тётки, но часто приезжал к отцу и целыми неделями пропадал в тайге со своим другом и ровесником Ивашкой – тофаларом.

      Перед самым уходом Дмитрия на первую мировую войну, отец показал ему потаённое место, где у него в холщовых мешочках хранилось самородное золотишко. Дмитрий усмехнулся, вспомнив, как отец три раза взял с него слово, что золото он истратит только в самом крайнем случае, когда госпожа беда возьмет его за горло. Отец не дождался возвращения Дмитрия и умер в том же 1914 году.

      А потом были три долгих года войны. Он и сейчас не мог забыть этой ужасной мясорубки, где русский трёхгранный штык насквозь колол немецкое тело, а немецкая шрапнель косила русские пехотные цепи. Только через прицел своей трёхлинейки Дмитрий положил пятьдесят три немца, а сколько врукопашную, когда нет лишних секунд, чтобы воткнуть новую обойму, а нужно ломать и валить этих чужих людей в железных касках…

      После заключения Брестского мира двенадцатая Уральская пехотная дивизия с шумом и митингами, бросая тяжелое вооружение, рванула по домам. Поезда шли медленно, на каждой крупной станции проходили митинги, где крикуны всех мастей орали о мировой революции и братстве народов. А в это время за эшелонами пьяные матросы и немногословные интернационалисты расстреливали всех подозрительных.

      В Екатеринбурге эшелон расформировали, часть солдат пошла служить в Красную Гвардию, другая разбрелась кто куда.

      Простившись с однополчанами, Дмитрий отправился на вокзал. Поезд на восток обещали рано утром, а пока, набрав кипятку и отыскав в прокуренном и грязном помещении вокзала свободное местечко, Дмитрий решил перекусить. Достал нехитрую солдатскую снедь, налил кипяточку в железную кружку, и почувствовал на себе чей-то взгляд. Он обернулся и увидел, что за ним наблюдает девушка, одетая в старенькое пальто и белую шаль.

      «Хорошенькая, а глаза холодные», – подумал Дмитрий. Он откусил кусок хлеба, но под пристальным взглядом зелёных глаз не смог его проглотить. Он понял, что так есть не сможет, а уходить и искать новое место ему не хотелось. Дмитрий отломил кусок хлеба и протянул его девушке. Она улыбнулась:

      – Спасибо, не надо. Если можно, дайте попить.

      Дмитрий подал кружку, а про себя отметил, что взгляд девушки стал теплее.

      – Вот уже третий день хожу сюда встречать тётку. Она уехала в деревню менять вещи на продукты, и её всё нет. Наверное, и сегодня не приедет. Пойду я, пожалуй, домой, – сказала девушка. Допив остывшую воду, она встала и подала Дмитрию кружку.

      – Спасибо. Немного согрелась, – улыбнулась она.

      Непонятная сила подняла Дмитрия, он вскочил и, растерявшись от своего порыва, запинаясь, сказал:

      – Позвольте я вас провожу?

      Девушка внимательно посмотрела на него, кивнула головой и направилась к выходу. Дмитрий поспешил за ней, на ходу запихивая кружку в вещмешок.

      – Меня зовут Катерина, – представилась спутница.

      – А я Дмитрий. Дмитрий Ректов, – ответил молодой солдат, поправляя вещмешок на плече. Он подумал, что девушка сама продолжит разговор, но она шла молча. Дмитрий, не зная, как с ней заговорить, смущался всё больше и больше. Пауза затягивалась и он начал краснеть, но уже смеркалось, и девушка этого не заметила.

      Они уже подходили к зданию разрушенного депо, когда впереди послышались приглушенные голоса и какая-то возня. Дмитрий молча расстегнул две пуговицы на шинели и просунул руку за отворот. Раздался характерный металлический щелчок. Катя испуганно посмотрела на него, но Дмитрий лишь слегка улыбнулся и кивнул головой. Завернув за угол депо, они увидели, как три матроса в изрядном подпитии вытряхивают вещмешки двух щупленьких молодых солдатиков, а четвертый, самый рослый, явно рисуясь, куражился перед ними.

      – Вот и баба к нам в гости плывёт, – раздался пьяный голос рослого.

      Увидев солдата с девушкой, матросы сразу потеряли всякий интерес к вещмешкам и перестали обращать внимание на молодых солдатиков. А те, пользуясь случаем, быстро исчезли в темноте, прихватив свои вещи. Рослый матрос первым направился к паре. Шёл он не торопясь, морской походкой, широко расставляя ноги, словно по палубе, хотя его больше качало от выпитого самогона. Бескозырка неизвестно каким образом держалась на самом затылке, черный бушлат был туго перетянут пулеметной лентой, пьяная физиономия издавала какие-то чавкающие звуки.

      – Ну-ка, пехота, отвали с палубы, а бабёнку свою нам оставь, – медленно проговорил он. – Оп!!! – не обращая больше внимания на солдата, матрос сделал несколько танцевальных и, как ему казалось, красивых движений, и чуть не завалился на