В некоторых историях имена, а также другие подробности изменены по просьбам героев.

      Авторы говорят спасибо друзьям, родным и знакомым, которые поддерживали команду в этом путешествии.

      Наталя Шумак, Татьяна Чернецкая. Безголосая

      Лена обожала петь и знала слова кучи арий из оперетт, а еще из легких фильмов. В ее воображении песни звучали правильно. Герои выводили любимые мелодии, обращались друг к другу. Но когда Лена сама открывала рот… Начиналась катастрофа.

      Голос громкий – слуха нет.

      А память на тексты прекрасная. И как с этим жить?

      Музыка рвется из сердца. Хочется петь и ПЕТЬ. С утра до ночи. А мама и сестра, папа и брат, учительница и одноклассники, а позже приятели-студенты просят заткнуться, завалить хлебало, замолчать…

      Ведь ей бегемот на ухо наступил. Она даже «В лесу родилась елочка» перевирает. От ее исполнения у всего подъезда молоко в холодильнике прокисает. И так далее.

      Лена обожала петь. Петь не получалось. Разве что изредка и шепотом. Пока в их двушку бабушка, мама или брат с сестрой не вернулись. То есть практически никогда.

      Лена молчала.

      И у нее на связках и в горле росли бородавки.

      Нет, не шутка.

      Их убирал ЛОР-хирург, ругался, но причины называл самые дикие: вирусная инфекция, снижение иммунитета. А Лена и ее организм знали правду. Но она была неудобной и глупой. И поэтому девочка молчала.

      Молчала и студентка.

      Молчала молодой специалист-бухгалтер.

      Молчала вполне себе крутая главбух.

      Молчала жена.

      Не захотела молчать будущая мать.

      Только-только осознав, что беременна, нехуденькая, решительная тридцатитрехлетняя Лена, простите, Елена Валерьевна, пошла в музыкальную школу во дворе дома. Нашла пафосную преподавательницу. И попросила научить ее петь правильно. Чтобы хоть примерно в ноты попадать и мелодию не искажать.

      Первая и вторая дамы с ней выдержали заниматься по неделе каждая. Хотя Лена, вернее, Елена Валерьевна, не скупилась платить. Сколько спрашивали – столько и давала, не торговалась.

      Дамы разводили руками. Скорбно морщились. Мол, не получается. Лена повесила нос. Но уборщица… (ох уж эти наши немолодые феи чистоты – все видят, все знают) посоветовала обратиться к самой Людмиле Евгеньевне. Уж она-то точно поставит голос на место.

      – На какое? – уточнила хмурая Елена. И услышала ехидный ответ:

      – На правильное.

      Решив не спорить, а попробовать в последний раз (ведь Бог троицу любит, а два опытных профессионала уже сдались), Елена пошла туда, куда ее послала уборщица, – к Людмиле Евгеньевне. Та оказалась преподавателем сольфеджио, дамой, как и наша героиня, – корпулентной, а еще очкастой, с солидным клювом и грудным теплым голосом.

      И этот приятный голос говорил загадочные вещи.

      – Голубушка, вы чудовище.

      – В смысле?

      – В прямом. Есть способности. Пусть не огромный талант, но дар. А как вы с ним обращаетесь?

      – У меня что?

      – Голос. Не оперный, не надейтесь. Но хороший, выразительный. Куда вы дели слух? И главное, зачем?

      Елена невольно огляделась. Будто слух – живое существо и прячется за стулом или таится рядом с пианино.

      Они с Людмилой Евгеньевной, которая сказала сразу, что деньги возьмет не за уроки, а за результат, стали заниматься два раза в неделю по часу. А еще каждый день Елена выполняла упражнения и писала об этом сообщение в смс. То есть отчитывалась преподавателю.

      Елена честно искала слух. Но он ускользал.

      Ноты казались одинаковыми. Она не слышала разницы между до и ре. Между ми и фа… Ну и так далее. И по-прежнему не могла правильно напеть «В лесу родилась елочка».

      Людмила Евгеньевна не отчаивалась. Кивала и продолжала мучить Лену. Хотя Лене казалось, что это она тиранит уши преподавателя. Иногда Людмила Евгеньевна тепло посматривала на растущий животик подопечной и говорила своим чарующим