Месяц трубления в рог.

      Лодкой над Иерусалимом

      луна золотая плывёт

      ночью. А утром ранимым

      яростный пышет день

      из своего горнила

      солнцем, где даже тень

      испепеляет. Сила

      выжженных солнцем трав.

      Горечь песка и дыма.

      Месяц трубления в рог.

      Золото Иерусалима.

      …И надвигающейся тучей

      уже пугает небосклон.

      Опушка леса. Трав пахучих

      всё сладостней призывный звон.

      Как лиловеют колокольчики!

      Ах, как ромашки хороши!

      И как же, Господи, не хочется

      идти. А надо поспешить.

      Тропинкой узкой, краем поля —

      ещё далёко до жилья, —

      с охапкою цветов, тревожно

      на тучу, что кругом зашла,

      косясь. Как сразу стало холодно,

      и ветер пыль столбом погнал.

      Свинцовый цвет размыл, рассеял

      все краски солнечного дня.

      Ворваться в дом под самым носом

      дождя. Закрыть плотнее дверь.

      И вот забарабанил косо

      по стёклам ливень. Но теперь

      не страшно слушать ливень шумный.

      Цветы поставить на окно —

      и сразу мутный свет заглушен.

      Какое яркое пятно!

      Лиловый, золотой. Меж ними

      небесной синью васильки.

      В прозрачной кружке из простого

      стекла – ромашек белых лепестки.

      Вот и кончилась лета услада.

      Там, вдали, затаился мороз.

      И ни складу с тобою, ни ладу,

      сердце бедное. Невтерпёж

      разыграться вовсю непогоде:

      буря, мгла да промозглость насквозь

      всё вокруг за околицей бродят.

      Но подпортить погожий денёк

      не вольны. Солнце. Вёдро. А в дымке,

      вся пропахшая гарью костра,

      осень прячется невидимкой,

      лес обманным путём золотя.

      Астры звёздами просятся в небо.

      Кровь сочится из георгин.

      Гладиолусов пышные стрелы

      защищают от мороси мир.

      Но поблёкли, вконец побледнели

      розы чайные в чахлых кустах,

      словно заживо саван надели,

      прошептали погоде: «Прощай!»

      А природа, цветов не жалея,

      краски выплеснула на холсты

      пестрорядных картин, обещая

      встречу новой прекрасной весны.

      Блюз!

      За тёмным набухшим окном,

      в резком круге, очерченном лампой,

      на натянутых струях дождя

      ночь разыгрывала вариации

      в стиле блюза.

      Под напором, под спудом, давясь

      бесконечной импровизацией,

      ночь всю ночь свой неистовый джаз

      предлагала взахлёб.

                   В буйном танце прорвавшись

      через