Конец эпохи. Генрих Эрлих
Читать онлайн книгу.
огненное – пищали, пистоли и мушкеты, кольчуги, луки, что дальше пищалей били, с колчанами стрел, доспехи металлические за двести шагов пробивающих, доспехи полные и отдельные, золотые и серебряные для блеска и парада, из железа кованые или из кожи буйволиной для дела, упряжь и чалдары конские, щиты всех форм и размеров и седла, для боя, охоты, переходов дальних и выездов парадных предназначенные. Вот только пушек не взял с собой царь, потому как не на войну шел.
И еще всю святость на родине оставил, потому что не держал зла на Землю Русскую и не хотел оставить ее совсем без защиты. Взял с собой лишь образа Иоанна Крестителя и Божьей Матери Владимирской, что во дворце нашем кремлевском находились и перед которыми родители Ивановы, царь Блаженный и святая Анастасия, всегда на ночь молились. Так и остались все иконы в храме Успения в Слободе, висели, как и раньше, плотно от пола до купола, вот только оклады сверкающие не слепили больше глаз и не скрывали их божественную красоту. И казалось, что все лики святых смотрят скорбно и строго в одну точку, на аналой перед алтарем, на разложенную на нем утварь царскую – шапку Мономахову, короны Казанскую и Астраханскую, бармы, державу и скипетр. Их в неясном еще для него самого порыве оставил царь Иван в храме перед самым своим отъездом.
С этой минуты возбуждение, питавшее его деятельность последних дней, стало быстро спадать, все медленнее бежал его конь, не понукаемый более уверенной рукой. И вот под Ярославлем этот бег остановился. Царь Иван приказал раскинуть шатры походной ставки в чистом поле, в виду города, и, невзирая на холод, все стоял и смотрел, как мимо него, направляясь к санной переправе через Волгу, проплывают возы его обоза. Так стоял он и день, и второй, не обращая внимания на призывы Захарьиных двинуться дальше. Вдруг приказал сниматься, но поехал не по укатанному тяжелыми возами пути, а свернул к Ярославлю, все еще пребывающему в унынии, скорби, нищете и болезнях. Медленно ехал Иван в сопровождении небольшой свиты по пустынным улицам города, свидетелям его ужасного гнева, где каждый дом, каждый камень кричал о возмездии или…
Позже Иван рассказал мне, что в тот далекий день мысль его неожиданно прервалась на этом «или». За ним должно было последовать какое-то очень важное слово, оно все билось где-то внутри его сознания, но никак не могло вырваться наружу. Иван чувствовал, что это не просто очень важное слово, а необходимое, быть может, самое необходимое для него, не распознав, не расслышав его, он не мог двигаться дальше – не на север, по жизни.
Вновь закрыл Иван свой слух для всех призывов, и день, и второй, и третий все ездил медленно по улицам, или стоял молча на кремлевской стене, смотря безотрывно на разоренный город и прислушиваясь к внутреннему голосу, или лежал распростершись в ободранном храме Софии, моля Господа смилостивиться над ним и открыть ему заветное слово. Но не в тиши храма, не в уединении молитвенном послал ему Господь прозрение.
Жители Ярославля, едва завидев приближающего к городу царя с его свитой, попрятались