…Околоточный надзиратель отрывается от полуисписанной им бумажки, поднимает голову и методически спрашивает:

      – Тебе чего?

      – Самовар украли, батюшка.

      – И твои глаза где же были?

      Околоточный прекрасно сознает, что этот вопрос – ни более, ни менее как бесплодная, ненужная попытка хоть на минуту оттянуть исполнение лежащих на нем обязанностей – опрос потерпевшей, составление протокола и розыски похитителя.

      – Ты чего ж смотрела?

      – То-то, что не смотрела. У лавочку побежала, а он, пес, значит, – шасть! Кипяток вылил, угли вытряс – только его и видели.

      – «Он», «его»… Почем ты знаешь, что «он»? Может, и «она»!

      Кухарка запахивается в платок, утирает указательным пальцем нос и, подумав, соглашается:

      – А, может, и она. Аны рази разбирают.

      – Подозрение на кого-нибудь имеешь?

      – Имею.

      – Ну?

      – Не иначе, жулик какой-нибудь украл.

      – Ты скажешь тоже… Посиди тут, я сейчас все устрою. Вам чего, господин?

      – Сырость у меня.

      – Где сырость?

      – В квартире.

      – Ну так что ж?

      – Не могу же я, согласитесь сами, в сырой квартире жить?!

      Околоточному даже не приходит в голову заявить, что это его не касается, или, в крайнем случае, удивиться, что к нему обращаются с такими пустяками.

      Единственная роскошь, которую он себе позволяет, – это хоть на минутку оттянуть исполнение своих обязанностей.

      – А вы зачем же сырую квартиру снимали?

      – Я снимал не сырую. Я снимал сухую.

      – Сухая, а сами говорите – сырая.

      – Она потом оказалась сырой, когда уже переехали. Такие пятна по обоям пошли, что хуже географической карты.

      Рассматривая недописанную бумажку, околоточный что-то мычит и машинально спрашивает:

      – Подозрение на кого-нибудь имеете?