Лучше немо, поверь, чем зряче.

      Прыткие как мячи

      звуки спрячь под язык, иначе

      будет беда.

      Молчи.

      Все слова упакуй как листья

      в чёрный тугой пакет.

      Прорастут – ты ощерься лисьи

      и уходи в пике.

      Люди будут хитры и грубы,

      даже найдут врача.

      Пусть. Зашей прочной ниткой губы.

      Людям не отвечай.

      Если кто меж зубами всунет

      тонкий стальной крючок,

      станет петь, ты ни вслух, ни всуе

      не поминай, о чём.

      На крючке – вкус беды и йода.

      Силясь отмыть беду,

      сто морей взбаламутят воды.

      Воды не отойдут.

      И Оно, разевая снова

      рыбий беззубый рот,

      станет жрать. Но тебя, немого,

      может быть, не

      сожрёт.

      Мне семь, а может, тридцать или сто.

      Мои друзья за черным венским кофе

      кроят (ах, матом кроют…) как пальто

      мои почти ахматовские строфы.

      Муж любит бить в литавры и паять,

      вдвоём мы – биты, литры и паяцы;

      он пишет «щястье» – через «щ» и «я»,

      и я сержусь. А надо бы смеяться.

      Смеюсь взахлёб, за хлебом выйдя в синь

      неспаной ночи, ветреной и пьяной.

      И курит «белый мор» мой беглый инь,

      постель не разделив с уснувшим яном.

      Наш дом давно лежит на дне зимы.

      Шершавый, злой, со всех углов замятый.

      И кто-то чуть замятинское «Мы» —

      черкнул в подъезде – «все умрём, ребята».

      Ребята с пивом, рыбой и «ГрОб» – ом

      который день сидят за детским садом.

      Старушкой древней с палкой и горбом

      Вползу за сад и тоже с ними сяду.

      Минуту-две, проглатывая злость,

      поною, мол, «по плану» не готова.

      Щенок лизнёт резиновую кость

      и щеку мне. И жизнь начнётся снова.

      Холодный вечер. Ладаном и мятой

      так тонко пахнут волосы твои.

      Сложив под стол оружие и латы,

      мы цедим лёд и золото аи.

      Кривой свечи изменчивое пламя,

      и в белой вазе – розы антрацит.

      Суровый муж с поникшими усами

      с портрета недоверчиво глядит.

      В окно стучит рябиновая