По селу тропинкой кривенькой

      В летний вечер голубой

      Рекрута ходили с ливенкой

      Разухабистой гурьбой.

      Распевали про любимые

      Да последние деньки:

      «Ты прощай, село родимое,

      Темна роща и пеньки».

      Зори пенились и таяли.

      Все кричали, пяча грудь:

      «До рекрутства горе маяли,

      А теперь пора гульнуть».

      Размахнув кудрями русыми,

      В пляс пускались весело.

      Девки брякали им бусами,

      Зазывали за село.

      Выходили парни бравые

      За гуменные плетни.

      А девчоночки лукавые

      Убегали, – догони!

      Над зелеными пригорками

      Развевалися платки.

      По полям бредя с кошелками,

      Улыбались старики.

      По кустам, в траве над лыками,

      Под пугливый возглас сов,

      Им смеялась роща зыками

      С переливом голосов.

      По селу тропинкой кривенькой,

      Ободравшись о пеньки,

      Рекрута играли в ливенку

      Про остальние деньки.

      Не ветры осыпают пущи,

      Не листопад златит холмы.

      С голубизны незримой кущи

      Струятся звездные псалмы.

      Я вижу – в просиничном плате,

      На легкокрылых облаках,

      Идет возлюбленная Мати

      С Пречистым Сыном на руках.

      Она несет для мира снова

      Распять воскресшего Христа:

      «Ходи, мой сын, живи без крова,

      Зорюй и полднюй у куста».

      И в каждом страннике убогом

      Я вызнавать пойду с тоской,

      Не Помазуемый ли Богом

      Стучит берестяной клюкой.

      И может быть, пройду я мимо

      И не замечу в тайный час,

      Что в елях – крылья херувима,

      А под пеньком – голодный Спас.

      Шел Господь пытать людей в любови,

      Выходил он нищим на кулижку.

      Старый дед на пне сухом в дуброве

      Жамкал деснами зачерствелую пышку.

      Увидал дед нищего дорогой,

      На тропинке, с клюшкою железной,

      И подумал: «Вишь, какой убогой, —

      Знать, от голода качается, болезный».

      Подошел Господь, скрывая скорбь и муку:

      Видно, мол, сердца их не разбудишь…

      И сказал старик, протягивая руку:

      «На, пожуй… маленько крепче будешь».

      Троицыно утро, утренний канон,

      В роще по березкам белый перезвон.

      Тянется деревня с праздничного сна,

      В благовесте ветра хмельная весна.

      На резных окошках ленты и кусты.

      Я пойду к обедне плакать на цветы.

      Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,

      Похороним вместе молодость мою.

      Троицыно утро, утренний канон.

      В роще по березкам белый перезвон.