Введение

      Согласно «Скотту»,1 существующая система борьбы с преступностью неправильна и противоречит анархизму, потому что включает в себя, среди прочих зол, наказание, полицию, суды и тюрьмы. С другой стороны, его методы анархистской борьбы с преступностью включают в себя, среди прочих улучшений, наказание, полицию, суды и тюрьмы. В конце концов, «анархисты считают, что истинное правосудие состоит в личной свободе», а как иначе достичь личной свободы, если не ограничить её посредством наказания, полиции, судов и тюрем?

      «В обществе существуют только два способа поддержания мира: Сотрудничество и Принуждение» (не так, но допустим). Вы можете подумать, что Скотт говорит, что анархистские общества поддерживают мир на основе сотрудничества, в то время как государственные общества поддерживают мир путём принуждения – но вы ошибётесь. Если Скотт предполагает, что государственные общества поддерживают мир только путём принуждения, то он, конечно же, ошибается. В основном люди ведут мирную жизнь и являются законопослушными во всех обществах по совсем другим причинам. Сотрудничество даже сейчас это основной источник общественного порядка, как замечали анархисты вроде Кропоткина и Малатесты. И вы можете подумать, что Скотт будет утверждать, что при анархии общественный порядок будет держаться только на сотрудничестве – и вы вновь ошибётесь. Но не так сильно, как он.

      Скотт сильно заблуждается, когда он делает заявления вроде: «Исторически сложилось так, что общества, где существует неравенство в богатстве и благосостоянии, всегда полагались на принуждение, чтобы помешать ограбленным в возвращении себе того, что принадлежит им по праву». Такая кажущаяся констатация факта, в сущности, сфальсифицирована, потому что смешивает «есть» и «должно». Общества, где существует неравенство в богатстве и благосостоянии (а что есть неравенство в «благосостоянии», если не неравенство в богатстве?), всегда полагаются на принуждение к соблюдению всех законов – это верно по определению – и не только тех, что запрещают экспроприацию экспроприаторов, если действительно существуют где-то такие законы. Закон о воровстве, например, как бы неравномерно он ни применялся в жизни, в принципе относится ко всем. Это относится и к краже у бедных (которая, как правило, совершается бедными), и к некоторым способам, когда богатые мошенничают друг против друга. Это относится к действиям, которые не имеют ничего общего со справедливым распределением богатств, таким, как убийство, употребление наркотиков, опасное вождение, непристойное обнажение и жестокое обращение с животными.

      В ходе обсуждения статьи Скотта, когда я говорю о существующих правоохранительных органах и юридических процедурах, я имею в виду сегодняшнюю американскую правовую систему, кроме случаев, когда указываю, что обращаюсь к сравнительно-историческим и межкультурным данным.

      Что есть преступность?

      У Скотта есть его собственное своеобразное представление о том, что «есть» преступность, которое непосредственно относится к тому, как он будет переписывать, а не упразднять уголовный кодекс. В реальной жизни преступление – это действие, запрещённое государством (или невыполнение государственного закона), и это действие или невыполнение подлежит наказанию государством после того, как преступник арестован полицией, обвинён прокурором и осуждён после судебного разбирательства судьей с участием или без участия присяжных. Все преступления по определению являются преступлениями против государственной власти, задевают они частные интересы или не задевают. Таким образом, определение «анархистского ответа преступности» очевидно: уничтожить преступность, уничтожив государство. Поэтому предлагаемый Скоттом анархистский уголовный кодекс – в буквальном смысле нонсенс.