Уезжаю. Уезжаю в город…

      Не губить же молодость в селе!

      Почему сейчас, в лихие годы,

      Тянет снова к брошенной земле?

      …Потянулись с маникюром руки

      К старым краскам. За окном закат.

      На картине, словно боль разлуки,

      Мамины огурчики лежат.

      Я так люблю восточные базары,

      Нарядов рябь и столкновенье плеч.

      Базары я «мозаикой» назвала

      По круговерти радостей и встреч…

      Толпа гудит… Кричат торговки в уши.

      Все говорят на разных языках.

      Здесь и гадалки, и свои кликуши.

      Восходит жизнь, как тесто на дрожжах…

      Съел пирожок, тревожит мёда чаша.

      И продавцы жужжат – пчелиный рой.

      Как дразнит запах тёплого лаваша —

      Он высится, сверкает белизной!

      Разрезаны язычески гранаты,

      Желтеет мякоть переспелых дынь,

      Гирлянды перца… И, как чёрт лохматый,

      Старик-грузин вдруг станет молодым!

      А утомишься – тут же возле рынка

      Есть чайхана, в ней русский самовар

      Прогреет душу. Словно после ринга,

      Лицо пылает сквозь любой загар…

      …Мне по душе пьянящий дух базара,

      Народ кружит, меня сводя с ума.

      Здесь изобилье всякого товара.

      А если точно – это жизнь сама!

      Металась я под белым небом,

      По белым выцветшим полям:

      «Едины мы водой и хлебом,

      Любовью к нашим нищим дням!

      Кто оковал во льды протоки,

      Живые пашни умертвил?

      Кто изменил пути и сроки

      Для восхождения светил?

      Сердца без пламени оставил,

      Без света души, а слова

      За непокорность обезглавил?

      Всё – бездыханная молва.

      Ты, жизнь, как мёрзлая равнина,

      Покрыта белой пеленой,

      На сотни вёрст неодолимо

      Безмолвье, вставшее стеной.

      В каких владеньях, сёлах, избах

      Не спят и молят до зари

      О погибающих отчизнах:

      Надежде, Вере и Любви?

      Кто слышит голос мой, ответит

      На крик из белой тишины?»

      И только ветер, только ветер

      Во все четыре стороны.

      Но час настал, и я спокойна,

      Как необъятная земля,

      И хлебом новым и привольным

      Воскресли чистые поля.

      «Всё возвратилось, прояснилось,

      И не чужим был голос твой!» —

      Земля мне пела, и светилась

      Она, как солнце надо мной.

      Из мук и боли вырастает воля

      В бессильном плаче гибнущей души.

      Всевидящей судьбой слепая доля

      Вдруг станет, голос выковав в тиши.

      И