скоро кровь не протиснется к дверце

      где бы в оба привратник глядел

      потому что в титановом сердце

      прежней глины желтеет надел

      к неизбежному душу охотя

      в балахоне лицо пеленой

      дескать здравствуйте я ваша тетя

      при часах и косе именной

      нам такая спасибо не снилась

      вот бы выпасть из списка тайком

      погоди где была сделай милость

      ненаглядная тетя с клинком

      если смерть не короче недели

      говорят привыкаешь легко

      только б дети туда не глядели

      объяснить что снимают кино

      что муляж эта глина и пена

      и актер кто над берегом гол

      где холодная кровь постепенно

      теребит металлический мол

      из шести колков едва на одном

      голый город дрожит отраженьем в луже

      редко прежний голос из уст огнем

      но гортань перетягивает все туже

      не забыть из отверстий который рот

      только выпи вслух только шельмы-злюки

      далеко ли еще до берега вброд

      исторгая звуки

      было связки слагаются в нужный крик

      но в фальцет срываются на повторном

      это значит что ли что долг велик

      или моцарт загробный велит валторнам

      перестать словно паузой ветер горд

      рыбий шум в камыше если тень укора

      но который город который год

      разве нет другого

      не до прежних мозгу теперь проказ

      с архитрава глумится безглазый демон

      приумолк в чьих перстах инструмент погас

      просто настежь рот если знаешь где он

      ложь любовь раз ежикам тяжела

      мент с фонариком верящий каждой ксиве

      долго думал голос но тишина

      остается в силе

      ты вспомни как соседу позвонили

      уже и с пляжа топала толпа

      что ночью был зарезан пазолини

      мы зимовали в остии тогда

      увы нам в этом не было урока

      бидон фраскати лучший люминал

      бездельникам и спали до упора

      а он буквально рядом умирал

      народ наутро сплетничал у почты

      без стукачей для навлеченья порчи

      день как волна то шел вперед то вспять

      за песней пиний солнечной и вязкой

      жизнь предстояла терпеливой сказкой

      не торопясь однако наступать

      все бывшее теперь в оплывшем воске

      или как павлу в пелене стекла

      на поезд до piramide a после

      был снова рим он возникал всегда

      смерть невозможна на чужом примере

      где труп времен едва прикрыт травой

      и марк аврелий конный на пленере

      стоял еще не взятый под конвой

      в последней юности нагой и нищей

      как прыгают за подоспевшей пищей

      с ноябрьских молов юркие нырки

      там было сладко созерцать ликуя

      две дюжины столетий с яникула

      с марсалой предварительной внутри

      так