Одинокая тихая лодочка

      проплывает в тумане речном.

      Завывает сонливая дудочка

      крутояра зазывным послом;

      с перекличкой варгана[6] гнусавого

      из тунгусских шаманских болот

      отправляет посланника шалого

      в землю ту, где порхает удод.

      В той земле, где святою и грешною

      представала отпетая даль,

      след, оставленный в ней конькобежкою,

      засыпали песок и миндаль…

      Уже стылую душу отшельника,

      отгулявшего жаркие дни,

      не бередят сибирского ельника

      обгорелые времени пни…

      Но озябшие гари и пустоши

      да червонные дни и часы

      проступают в прорехи из ветоши

      одиночества липкой попсы.

      Как же выбраться из одиночества?

      Засиделись мы в нём невзначай…

      Так давай не грусти – для сотворчества

      заходи по-соседски на чай.

      Красный зонт у начала моста,

      кем-то брошенный или забытый.

      Он, как сердце, открытый для ста

      сотен тысяч потоков умытых,

      сотен тысяч ветров, что листву

      окрыляют в предсмертную пору,

      когда буйный Борей поутру

      провожает со свистом Аврору[7].

      Красный зонт – алый парус надежд —

      на мосту, исчезающем в складках

      наресниченных липами вежд,

      потемневших в осенних осадках,

      словно губы, зовущие страсть

      и горящие от поцелуя.

      Как же мог он в начале упасть

      или брошенным быть? Не пойму я.

      И остались тобой не замечены

      искромётные страсти метели.

      Погасили сегодня свечи мы

      на краю нераскрытой постели.

      Не испили хмельное желание

      настоявшейся сладостной браги.

      И ложатся стихи в оправдание

      на листки белоснежной бумаги.

      И ложатся цветы друг на дружку,

      словно скошенные печалью.

      Ты никак не забудешь подружку,

      перетёртую дальнею далью…

      И фантом угрызения совести,

      как свидетель, былые ошибки

      теребит в окончании повести

      на портрете усталой улыбки.

      Когда я тебя разлюблю,

      мне больно уже не будет.

      Крест чёрный по календарю

      оплавится скупостью буден.

      И буду вручную закат

      сама опускать над постелью,

      ложиться в свой маленький ад

      на стылую простынь метелью.

      Остыну… Звенящую стынь

      уже не почувствую кожей.

      Моя однобокая тень

      застынет в проёме прихожей.

      Заснежит