До поры до времени

      спит во мне дракон —

      аппетит немереный —

      съеденных времён…

      Съест он всех, неласковый…

      И меня он съест,

      если буду сказками

      заполнять окрест

      и плести «рассказочки»

      о всемирном зле

      у крыльца на лавочке

      бабой «на метле»

      или марши громкие

      хором голосить,

      свои связки ломкие

      рвать, как жизни нить,

      и, как пьяный дедушка,

      с дуба на плетень

      сиднем перевешивать

      въедливую лень…

      Спи, дракончик-душечка, —

      чтоб тебе не встать! —

      вот тебе подушечка,

      вечности кровать.

      Не о тебе моя печаль,

      не о тебе мои молитвы.

      Возьми подарки и отчаль

      за сталь разрезавшей день бритвы,

      за остриё забытых слов,

      за боль разрыва по живому,

      за хлам разрубленных узлов,

      за тень осколков… По былому

      отвыла в зареве небес,

      со мной отпевших умиранье

      любви. А ты опять воскрес?

      Как истукана изваянье,

      маячишь в памяти. Сгинь в ночь

      без погребенья и поминок.

      Пусть по тебе прольёт из туч

      Нефела[8] несколько слезинок.

      Прости, измученная память,

      моё насилье над тобой,

      набила столько всякой драни,

      что стала драною сумой,

      и, как в кумирню, напихала

      божков земной величины,

      опричь уваженных мольфаров[9]

      из постовой Галичины…

      Приговорённая к погосту

      извилин мозга, как сыскной,

      ты рыщешь в закоулках косных

      и подвываешь фистулой.

      Безбожный прародитель мыслей,

      в них боль достигла высоты —

      бесплодное исканье истин,

      бесполая, хоть дама ты.

      Лето заблудилось в сентябре.

      Зелены сочистые дубравы.

      Осень на листках в календаре

      отмечает летние забавы.

      Лист не кроет землю. Не сквозит

      ветер через щели голых веток.

      Солнце, совершая свой транзит,

      ластится с игривостью виньеток.

      На душе – по-летнему уют,

      беззаботной радостью сладимый,

      только боль из сердца шлёт салют,

      чтоб её услышал мой любимый.

      Первый ночной мороз,

      а лето прощаться не хочет.

      Оно ещё в сполохах роз

      цветом ядрёным, как кочет

      гребнем мясистым, тугим,

      тычется в стылые краски

      и почитает своим

      солнца студёные ласки.

      Лето не хочет принять

      в краски любви