Когда земная тень, обычною порой

      Укроет огоньки селений и созвездий

      Автобус, словно сорванный паром,

      Асфальтовой рекой смывает в бездну.

      Вдали сольются в массу огоньков

      Жилища фонари и жар костров военных,

      И звездный жар потерянных веков

      Холодного безвременья Вселенной.

      Я потеряюсь если к ним пойду

      Сойдя на остановке незнакомой.

      И замер я, чтоб не попасть в беду

      Таинственным движением влекомый.

      Движеньем галактических систем,

      Вращением пространств,

      Времен

      И судеб.

      Все мимо

      Мимо

      Мимо, лишь за тем,

      Чтобы не быть.

      И никогда не будет.

      Попутчики отправятся в беду.

      И может только я желаю чуда,

      Что вдруг мне повезет,

      И я сойду,

      Где был вчера,

      Но где уже не буду.

      Уйдет земная тень,

      И миражем,

      Слепящим взгляд на мимолетность истин,

      Мир будет брошен солнцу нагишом

      Плодить богов, селения и листья.

      Но вот автобус уплывает в ночь

      Асфальтовой рекой

      вплывая в бездну.

      И я плыву, и уплываю прочь

      От звезд селений

      К огонькам созвездий.

      Берег и море осколки бутылочные,

      Терли камешками в пенных ладонях.

      И было светло, и лениво было

      Даже валяться на этом раздолье.

      Тогда я взглядом, по пенным гребням

      Качаясь, допрыгал до горизонта,

      И соскользнул в голубое небо,

      Иглою войдя в черноту над озоном.

      И спикировал между галактиками

      Пролетая вселенных тысячи…

      А она мне сказала:

      – Валяться хватит.

      Пошли ракушки, какие-нибудь поищем.

      С тех пор, когда топили углём,

      А растапливали газетами и дровами,

      В конце двора,

      Набитые разным хламьём,

      Стояли покосившиеся сараи.

      И дома были тоже не ах.

      Подвалы да крыши, капающие как небо.

      Но место ценилось в этих домах,

      И лишних вещей в них не было.

      И раз дома теперь топят газом,

      Сараи заполнялись вещами:

      Примус, картина с коровами, тазик…

      И полка, с консервированными овощами.

      В моем, был старый кухонный стол,

      И старая, чёрная, настольная лампа.

      И с кончиной деда, потерявшая толк

      Чугунная сапожная лапа.

      В столе хранил я свои секреты.

      В доме негде, там места нет.

      А здесь, ну буржуйский почти кабинет.

      Вот только жалко, что не было света.

      Да и зачем он, в тот самый час,

      Когда звездное небо ночью.

      А приспичит, так есть свеча.

      Разве, дорого это очень?

      А когда свеча догорит,

      Жжёшь фитиль, что из банки с маслом.

      И рифмуй себе до зари,

      Хоть не ярок огонь, не гаснет.

      Возмужал я, завёл жену,

      Обзавелся и новой квартирой.

      И сменил я ее, не одну

      И жену я сменил, и страну,

      Путешествуя жизнью по миру.

      Вот еще одно в жизни жильё.

      Замечательный съем, по случаю.

      Хоть чужое, а не своё,

      С каждым разом, все лучше и лучше.

      Но когда я последней жене,

      Говорил, что уж тут нам, рай.

      То она отвечала мне.

      – И в дворце ты устроишь сарай.

      Это правда. Но что из того,

      Что здесь, уж точно, с крыши не капает?

      Я жалею о многом, но больше всего,

      О сапожной дедовской лапе.

      Миллиардом зеркальных