И далее, оправдывая свою причастность во имя и славы и смыслов, дарую во имя выси и всей её роптавших, уповающих в нечто, но бездействием, величественное вступление во славу всего, даровавшего той славе быть, как дню, в ком каждый прибывал. Аминь.

И отождествится раннее разотождествлению поддавшееся. И станет воедино с вечным, раннее блуждавший порознь, не ведавший от неведения. Да сыщет пропащий своё пристанище неколебимое к ветрам, бурям и самым властным стихийным бедствиям. Да взойдёт на трон, но не самопровозглашённый, а от власти ему данной во лишение той, но у наделивших ею себя. Да предстанет воочию, что раннее явью возбранялось. Да проймёшь всё раннее своё совершенство в нынешнем, но несовершенстве. Ибо, будучи неуязвимым – форма утрачивает восприятие к любому, в т.ч. и пониманию чего-либо, связанного с ней тонкой, зарождавшей в т.ч. и слово. Ибо утратишь представление о таковом, зрев то сквозь акт, безмолвия. Ибо всё совершенство – от Него. Но ОН не от совершенства. Всё, как частное Него; даже ОН – есть часть самого себя; совершенство, как и всё – не есть кто или что, никто или ничто, но есть оное, что всегда отсутствовало, но и присутствовало одновременно. Ибо внять сказанное – раствориться в сказании, как смысле, дарующем сам смысл. Ибо даже если смысла не было, то как понять, что было от смысла, а что не от смысла? Ответ, как и прежде – там, где его никогда не искали. На видном, самом приглядном, очевидном месте.

Всея уветливый мечник раздора.

Замечал ли друг сей чтивший, как ночи простор пленивший, забирал собою ВСЯ? Дум даруя праздной мнившей, благоденствием струивших о великом, чём нельзя? Быть узришь чего сказал – как воздашь своих начал.