Хоть Пьер и не был ловеласом,

      Скорей стыдлив не по годам,

      Своим густым певучим басом

      Он покорял девиц и дам.

      На нём всегда  жилет атласный,

      Сюртук и шляпа – канотье.

      В Монако знал его прекрасно

      По имени любой крупье.

      Он проклинал азарт свой плача,

      Когда за ломберным столом,

      Молясь изменчивой удаче,

      Пьер проиграл Марсельский дом.

      Потеют белые ладони,

      Дрожит под картами рука.

      Его имение в Гаскони

      Ушло недавно с молотка.

      Благоразумие забыто.

      Пьер как всегда идёт ва-банк,

      И Монте-Карло  нарочито

      Всосал его последний франк.

      Что предпочесть петлю и ветку,

      Иль головою в водоём?

      Вдруг жгучий взгляд под вуалеткой

      Его пронзает как копьём.

      Но не копьё – стрела Эрота

      Пронзила молодую грудь.

      И горло вдруг сдавило что-то,

      Ни слово молвить, ни вздохнуть.

      Убогий мир вдруг стал богатым.

      Печаль рассеялась как дым.

      Цветы налились ароматом,

      Лазурный берег стал цветным.

      От новых чувств сплетались мысли.

      Застыли на губах слова.

      И разноцветным коромыслом

      На небе радуга всплыла.

      Желанье тела молодого

      Манит в неведомую даль.

      Она не говоря ни слова,

      Подняла черную вуаль.

      Восток алел как на картине,

      Уста раскрылись как бутон,

      И словно к роднику в пустыне,

      К ним нежно прикоснулся он.

      Качала страстные качели

      Амура острая стрела,

      А номер люкс в большом отеле

      Сомкнул горячие уста.

      Был суицид уже некстати.

      И Пьер, пока ещё живой,

      Проснулся неглиже в кровати

      В объятьях женщины чужой.

      Насытить Купидона голод

      Пришла чудесная пора.

      А ночь любви прекрасный повод,

      Чтоб познакомиться с утра.

      Она маркиза де Ла-Мала

      Его приметила давно,

      И каждый вечер наблюдала,

      Как он садится за сукно.

      Её пленили очи Пьера,

      В них угодила как в капкан.

      Ещё ни разу кавалеры

      Не пробуждали в неё вулкан.

      Седой маркиз в момент венчанья

      Кольцо на палец надевал,

      Но ничего в тот вечер Анне

      Он кроме титула не дал.

      Вокруг неё кипели страсти —

      Иллюзион, «Гранд-Опера».

      Она была у слёз во власти

      В холодной спальне до утра.

      Все ночи Анна тосковала

      На белоснежной простыне,

      Но воспитанье не давало

      Развлечься ей на стороне.

      Она жила как свечка, тая,

      Хоть муж её не обижал.

      В ней кровь кипела молодая,

      А он ни жил, ни умирал.

      Всё чаще Анна вспоминала,

      Хотя пыталась мысли гнать,

      Как от чахотки умирала

      В убогой комнатушке мать.

      Частенько к матери в лачугу

      Заглядывал седой маркиз.

      Хотел он взять её в супруги

      И выполнить любой каприз.