Часть первая

      Была середина белой летней ночи. Мне нужно было успеть одеться, привести себя в порядок, выскользнуть из гостиницы, поймать тачку, доехать до дома, поспать пару часиков и к восьми махануть в свою больничку.

      Времени было еще навалом. Я стояла у распахнутого окна в одних туфлях и трусиках и не торопясь застегивала лифчик. Я знала, что и без шмоток выгляжу будьте-нате, и была уверена, что он сейчас с меня глаз не сводит. Но если с вечера во мне к мужикам еще что-то шевелится, то к утру уже все настолько до лампочки, что и не высказать. И моя неторопливость – просто результат привычки.

      С высоты десятого гостиничного этажа я видела плывущий по Неве буксир и баржу с желтым песком. Когда вздыхающий буксир вполз под взметнувшийся в небо пролет Литейного моста и звук его двигателя почти перестал быть слышен, с баржи донеслась мелодия какого-то старого фильма. Что за фильм, пес его знает…

      – Я люблю тебя, Таня, – сказал он у меня за спиной.

      Он неплохо трекал по-нашему. Даже надбавку получал в своей фирме за знание русского языка.

      – Я тебя тоже, – ответила я, не оборачиваясь. Он мешал мне слушать мелодию с проплывающей баржи.

      – Я хочу жениться с тобой, – торжественно произнес он.

      Ох, черт подери! Неужели все? Неужели – точка?! Я резко повернулась к нему. Он все еще лежал в неширокой гостиничной кровати и напряженно щурил свои близорукие глаза.

      – Слава те господи! – Я даже рассмеялась. – Наконец-то раскололся!..

      – Что?

      Я села к нему на кровать, погладила по лицу:

      – Это правда, что мы поженимся?

      Я заметила, что с ним и вообще с иностранцами, говорящими по-русски, я всегда разговариваю упрощенным языком. Это происходит невольно, помимо моего сознания. Может быть, я инстинктивно стараюсь облегчить им общение со мной?

      – Ты действительно хочешь на мне жениться?

      – Да. – Он положил голову мне на колени. Волосики у него были мягкие, реденькие, с пепельной проседью. – Я уже говорил со своей папой и мамой.

      Это становилось серьезным.

      – Нет, честно?!

      – Да, конечно.

      – И мы уедем к тебе?

      – Да. Если хочешь.

      Он еще спрашивает! А ради чего я здесь-то? Ни хрена они в нас не понимают. Даже самые умные.

      Я наклонилась и поцеловала его в щеку. Почувствовала несвежий запах у него изо рта, встала и осторожно сказала:

      – Теперь будет все, как захочешь ты. – И пошла в ванную.

      Там я натянула свое бундесовое платьице – полштуки отвалила за него Кисуле, – собрала в сумку свою косметику и подкрасила губы. И увидела непромытую, с засохшей мыльной пеной бритвенную кисточку. Я вот уже месяц с ним тусуюсь и каждый раз вижу эту непромытую кисточку. Но до сих пор я считала, что это его дело. А сегодня… Я тщательно вымыла кисточку, просушила ее в махровом полотенце и поставила на стеклянную полочку перед зеркалом. Может быть, именно с этой кисточки у меня начиналась совершенно новая жизнь…

      Выйдя из ванной, я посмотрела в окно на Неву. Но баржи с песком уже не было – только след ее расходился по воде слабенькими волнами.

      – Вот пятьсот крон. – Он смотрел на меня поверх очков и протягивал деньги. – Как всегда. Но если ты хочешь в долларах, то получится меньше. У нас сейчас немножко упал долларовый курс, и тебе это не может быть выгодно.

      Брать? Не брать?.. Да в гробу я видела эти пятьсот крон! Теперь мне важно совсем другое.

      Я ему и сказала:

      – Спрячь. Завязано. Теперь ты у меня знаешь как будешь называться? «Бесплатник».

      Я видела, что он ни черта не понял.

      – У нас жены с мужей за… это самое денег не берут, – с невольной гордостью за наши национальные уклады объяснила я. – Аморально.

      – Это правильно. Хотя жена всегда стоит дороже. – Он спрятал деньги в бумажник.

      Все-таки какие они рассудительные и четкие ребята. Не то что наши. Хотя я даже и не понимаю – нравится мне это или нет.

      – Презенты возьмешь? – Он мне кое-что купил в «Березке».

      Я посмотрела на часы и решила не рисковать. Прихватит «спецура», найдут у меня эти шмотки, пока выяснят, что я их не того… я и на работу опоздаю.

      – Нет. Лучше привези мне их сам. Хорошо?

      – Хорошо, – согласился он. – И надо про нас обязательно сказать твою мать.

      Я не вынесла его русского языка и рассмеялась.

      – Обязательно! Чао! – Поцеловала его в нос и пошла к двери. – Пронеси, господи!

      Теперь у нас в «интуристах» дежурных по этажу нет. Все как у людей «за бугром» сделали. А кто может помешать посадить у лифта старшую горничную? Никто.

      Вот и сидит за столиком наша подруга драгоценная – Анна Матвеевна. Вид – для полтинника – еще будь здоров. Вся в люрексе, на голове –