Логика прыжка через смерть. Сергей Герасимов
Читать онлайн книгу.
века некогда было подумать о хлебе насущном. Поэтому в начале третьего тысячелетия после Р.Х. семена и клубни так же сажали в возделанную почву, как и в начале третьего тысячелетия до упомянутого рождества.
Появились новые сорта и культуры, трактор сменил лопату, но суть осталась прежней.
К началу третьего тысячелетия половина человечества жила в грязи и в состоянии близком к скотскому, разве что умела читать; вторая половина считала себя культурными нациями, но вымирала от болезней сердца, желудка, мозга, кожи, костей и всего остального. Медицина не могла с гарантией вылечить даже насморк, но считала себя наукой. Тогда люди просто не знали, что такое настоящая медицина.
Пришло следующее столетие и сразу же сместило акценты. Прежняя тяжеловесная наука заблудилась в математических дебрях, которые сама же и вырастила; времена физики и техники минули безвозвратно; как-то совсем незаметно пришло понимание того, что уже давно расшифрованы человеческие гены – а значит, пожалуйста, изменяй, сколько хочешь. Попробовали изменить и сразу же исчезли шизофрения, гемофилия, наследственный алкоголизм и все болезни зубов. В первые же десятилетия века наследственные болезни оказались побеждены. Но было найдено и кое-что новое.
При манипуляциях с генами время от времени случались ошибки. Такие же ошибки делает и природа – она исправляет их с помощью естественного отбора.
Человек исправлял искусственные мутации направленно. Но некоторые из мутаций оказались полезными и не нуждались в исправлении. Например, совершенно случайно был выведен человек, ногти которого не удлинялись в течение жизни, но быстро отрастали после любого повреждения. Мутация была столь незначительной, что ее перестали исправлять, а матери, нежелающие стричь ногти детям, даже заказывали соответствующий ген. В результате человечество перестало стричь ногти. Строго говоря, человек нестригущий ногти, уже не был прежним гомосапиенсом ногтестригущим, а представлял его новую искусственно выведенную разновидность.
Эта философская тонкость пока никого не волновала. До поры, до времени.
Удобные мутации были открываемы буквально каждый день. Сегодня появляется ген, обеспечивающий прелестный изумрудный цвет глаз, завтра – дающий умение хорошо держать равновесие в сложной ситуации и даже бегать по канату, послезавтра – отвечающий за правильную форму носа. А вчера открыли такой, который, возможно, позволит хорошо запоминать числа. Любой из генов можно было подарить уже завязавшемуся эмбриончику – и он тогда будет иметь желательное качество. Конечно, очень хорошие гены и стоили соответственно. Не всякому по карману купить для ребенка ген хорошей фигуры, поэтому толстеньких можно было встреть на улицах до самого начала двадцать второго – но то были в основном бедняки.
К средине двадцать первого люди вдруг обнаружили, что неизмененных особей вообще не осталась (если не говорить о стариках, доживающих свой слишком долгий век), а измененные имели некоторые полезные качества и обязательно передавали эти же качества своим детям. Изумрудноглазые мамаши искали изумрудноглазых папаш, чтобы потомство не потеряло прелестный ген изумрудноглазости. Говоря языком биологии, каждая измененная особь предпочитала спариваться с подобной себе. Это не могло не привести к возниктовению каст и в начале семидесятых по всей земле стали греметь межкастовые войны. Примитивнейшая идея личного и расового превосходства снова будоражила умы. Она оказалась человекоядной, подобно большинству других массовых идей.
Новые воители были гораздо более правы в своих притязаниях, чем древние расисты. Если какой-нибудь допотопный Адольф утверждал, что в арийской крови больше гемоглобина (никто уже не помнит, что он утверждал на самом деле), то это было просто ерундой. Но даже такая ерунда поднимала на бой несметные полчища.
Полчища теряли головы (в обоих смыслах) влекомые самой древней и самой примитивной идеей человечества – идеей собственного превосходства. Теперь та же идея имела веские основания. Но попробуй определи кто лучше: самые мощные, самые сексуальные, самые пронырливые или самые умные. Если вы притесните пронырливых, они все равно обведут вас вокруг пальца, если самых мощных, они вас не станут слушать, из врожденной тупости. О сексуальных я и не говорю – просто страшно подумать, что может произойти.
Задача полного примирения оказалась нерешаемой в принципе. Все старые законы, происходящие еще от Римского Права и прошедшие тысячелетнюю проработку крючкотворами Северного Острова, а потом еще трехвековую проверку легкомысленными ребятами с американского материка, просто отказались служить.
Пришлось выдумывать новые; в новых законах было просто пруд пруди всяких неясностей и противоречий, недомолвок, плеоназмов и просто воды, а потому каждый законопослушный судья применял их как дышло. Законопослушные из самых пронырливых стали скупать эмбриноны прямо во чревах и прививать им самые интересные и неожиданные уродства. Благо, наука позволяла. Уродов использовали в основном для шоу. Некоторых – для шпионской работы. Спецуродов – для охраны, для ныряний за жемчугом, для добычи ядовитых руд и прочее. Спрос оказался велик. Пришлось изменять законы еще раз. Пока неповоротливое