1

      Арлин прилетела из Парижа спустя два часа.

      На ней чёрное кашемировое пальто с тонким поясом, в тонких фарфоровых пальцах букет жёлтых цветов. От нее пахнет дождём, круассанами и туманом.

      – Крокусы из моего сада.

      Она протягивает мне букет. На тонких губах играет лёгкая улыбка.

      – Ещё я приготовила булочки, но все съела во время полета.

      – Что-нибудь придумаем.

      Арлин входит в квартиру, снимает туфли и становится на голову ниже меня. Мы проходим на кухню, с планшета на холодильнике я выбираю ресторан и показываю Арлин меню. Мы останавливаемся на пицце, сырной тарелке и двух бутылках вина. Через пятнадцать минут окно для приема заказов требовательно начинает пищать, я открываю створку и выгружаю продукты на стол.

      Арлин уже успела переодеться с дороги, она сидит на барном стуле, подогнув под себя одну ногу и посасывает виноградинку.

      – Почему Москва? – задаю я самый банальный вопрос, который, наверное, каждый хозяин в любом городе мира задаёт своему гостю. Несколько секунд Арлин молчит, и я уже решаю повторить вопрос – иногда наушники зависают и не успевают синхронизировать речь с переводом, но, видимо, не в этот раз – с напускной небрежностью Арлин улыбается и пожимает плечом.

      – Ты всё равно не поверишь. Поэтому отвечу банальностями: а) я никогда здесь не была и б) всегда мечтала сюда попасть.

      Я раскладываю пиццу по тарелкам, кружочки пепперони выглядят как рваные раны в тончайшем кружеве моцареллового гноя. Арлин находит штопор в выдвижном ящике и старательно выкручивает пробку из бутылки.

      – Пахнет вкусно, – она принюхивается к горлышку и показывает большой палец. Рукав свитера немного приподнимается – достаточно, чтобы я успела заметить то, что он скрывает.

      Достаю из морозилки фужеры, вино льётся жидкой кровью, смешивается с холодным дымом, становится частью нас.

      – За встречу, – Арлин салютует, звон наших фужеров – разбивающиеся о мостовую льдинки. – Я впервые в квартире на таком высоком этаже.

      – Раньше я жила на пятидесятом, но потом пришлось переехать из-за воздушного транспорта, – я взмахиваю в сторону окна, предлагая ознакомиться с видом. Арлин подходит к окну, встаёт на цыпочки и изучает здание МГУ – в свете зимнего заката он похож на фигурку, вырезанную из спичечного коробка. Под нами снуют «уберы» и мигают неоновые рекламы.

      Я наливаю нам ещё по одному фужеру. Мы смотрим на нетронутую пиццу с одинаковой смесью неприязни и голода. Первой сдаётся Арлин, она закрывает глаза и откусывает половину куска.

      – Невероятно вкусно, – с полным ртом бормочет она. – Не обращай внимания на внешний вид.

      Надо же было именно сегодня приготовить такую на редкость визуально неуместную пепперони. Но Арлин права – пицца и правда первый класс.

      – Что у тебя за татуировка на пальце? – я киваю на правую руку Арлин.

      – Это мой кот. Он пропал два года назад.

      Арлин с нежностью смотрит на боковую сторону безымянного пальца, ее глаза темнеют.

      – Впрочем, может, он ещё вернётся. С котами же такое постоянно случается, да? – своей улыбкой она приглашает меня согласиться с ней, и у меня нет выбора, кроме как кивнуть.