Город прекрасных женщин. Избранное. Александръ Дунаенко
Читать онлайн книгу.
ательской системе Ridero
Марина Глазова1 (из переписки):
«Дорогой Александр! Открыла я «Ваську»! Прочитала, не отрываясь, все три рассказа! На одном дыхании! С наслаждением! Всё – язык, мысли, чувства, приемы, остранения и прочее – на высочайшем уровне! Огромное спасибо!
Прочитала «Есть ли жизнь на Марсе?» с величайшим интересом! Язык потрясающий! Юмор бесподобный! И человеческая трагедия! И счастье! Блеск!
Прочитала сейчас «Принцессу», «Арбуз», «Сатисфакцию». С неуменьшающимся интересом. Замечательный юмор. Погрустила, попечалилась и посмеялась. В общем – здОрово!
Да, этот Ваш рассказ про принцессу – это что-то феноменальное! Я усмеялась! И юмор там дивный! А конец – очень страшный. Но страха, при всем юморе, хватило и в «Арбузе», и в «Сатисфакции».
Смеюсь до сих пор описанию первой брачной ночи героя и принцессы! Это – шедевр!!!
Вы даже не понимаете, возможно, какой это шедевр – это Ваше сочинение – и как это фантастически написано! Одно только перечисление «абитуриентов» чего стоит!!!
Прочитала «Пиндос» (траги-смешно и остроумно, отличный конец), «Полет пули» (трагично и страшно; написано замечательно, как и все, что я уже до этого прочитала) и «233 градуса по Цельсию» (очень сильно!).
Рассказ «Растение» замечательный! Какой Вы не просто замечательный писатель, а свой собственный стиль изобрели! Просто на зависть! Свои задумки и их развороты! Чудо!
Прочитала рассказ («Оператор»)! Могучий! Мастерство! Поздравляю!
Я совершенно не могу прийти в себя от этого Вашего рассказа. Это что-то феноменальное!
Ни одной лишней фразы.
Мне бы так писать, как Вы! Вещи страшные, а читаются легко и без отрыва. Совершенно не надо продираться сквозь текст…»
Принцесса, дочь короля
Посвящается Джулии
История эта кошмарная, и, не приведи Господи, кому из вас такое пережить. У меня и сейчас в руке дрожит перо…
А вышло всё оттого, что вздумал я, старый пень и дурак, в тридцать пять лет жениться.
Говорят, что рожать в этом возрасте уже будто бы трудновато, а вот жениться – в самый раз. Созрел, мол, нагулялся. Остепенился. Не знаю. Если в жизни всего наделался, то, скорее, помирать пора, а не жениться.
Красавица моя временно проживала в Москве и училась на журналистку. А я готовился получить диплом культурного человека в специальном институте, где пять лет учат играть на балалайке, а первые три года – читать и писать. Институт, само собой, тоже находился в Москве, общежитие наше поставили на ремонт, а меня, за хорошую учёбу, поселили в ДАСе – общежитии Московского университета. Первую неделю я ходил овцой по ихнему общежитию и пялил глаза на росписи, выполненные пещерным человеком, на курящих девочек и чёрных негров, которые рассаживались вокруг кадки с пальмой и чем-то напоминали Африку.
Я чуть было не окунулся во всю интересную атмосферу дискуссий и жарких прений, каковые разводили здесь люди исключительного мозгового размаха. Но тут эта девушка злополучная попалась. Вроде, как шлагбаумом, она отсекла мне путь к живому общению с талантливой молодёжью ДАСа.
Да, да, она была красавицей. Иначе я не пролил бы суп на её ночную рубашку.
В той самой, знаменитой «дасовской» столовой, тихонько я двигал свой поднос к кассе и случайно оглянулся. Ну и негритянка… Ну и негритяночка! Тридцать пять лет жил, не знал, что такие негры на свете бывают. По телевизору их, что ли, выборочно всегда показывали? Да и здесь, в ДАСе, сплошь синие, губастые, с плоскими лбами – страшно смотреть. А тут – вполне европейская будто бы женщина, только губы сочно-красивые, чувственные, каких в Европе не делают, да кожа…
Что кожа – у нас в Актюбинске, в Мугоджарском районе, и почерней девочку можно отыскать.
Наверное, я, как все мужчины, сволочь, потому что хочется рассказать и про стройность её, и про большие глаза голубые, и про волосы, что длинные, вьющиеся, до самого пояса.
Ну, что она, скотина какая, что я о ней всё – с ног до головы, как о лошади. Ещё бы про зубы похвалился.
…Да, и зубки у неё были, хотя и несколько крупноваты, но хороши поразительно.
И вот на эту улыбку я натолкнулся со своим подносом, ожёгся об эти глаза. И был бы я последний чурбан невоспитанный, если бы не уронил весь обед, не облил ей супом ночную рубашку, и – не опрокинул себе на голову стакан сметаны потом, когда увидел, каких дел натворил, и как трудно будет теперь всё исправить.
Джулия (она – Джулия!) рассмеялась так, что миллион жующего в зале народу вздрогнул. Ей, конечно, было жаль заграничного своего платья, которое я, деревня, принял за ночную рубашку. Жаль, потому что от нашего советского супа «харчи» бессильны пятновыводители, нужны ножницы, но вид меня в сметане, по-видимому, с запасом покрыл издержки несчастного случая.
Сразу стало видно, что я –
Марина Глазова, филолог, лингвист, бывший преподаватель Института восточных языков при МГУ, а затем Русских кафедр Гарварда (США) и Дальхаузи (Канада).