Насыщенный график путешествия во Францию весной и летом 1717 года, первый в канун завершения Северной войны, победитель шведов исполнял с видимым удовольствием. Осматривал по дороге из Кале в Париж дамбы и крепостные укрепления, посетил фабрику тонких сукон в Аббевиле. По прибытию поздним вечером 8 мая в столицу, переночевав (вместо приготовленных ему королевских покоев в Лувре) в Ледигиерской гостинице на улице Сарнез, в пять утра был уже на ногах, прогулялся в шлафроке по саду, отказался от приготовленного завтрака, съел кусок хлеба с редькой, запил двумя стаканами пива и отправился знакомиться с Парижем. Катался и гулял в обществе маршала Тессе по городу, осмотрел парк и фонтаны Сен-Клу, площади – Королевскую, Победы, Людовика Великого. На последней читал надписи на пьедестале, срисовал самолично конную статую короля. Посетил Дом Инвалидов. В столовой, застав солдат, садящихся за стол, отведал их супу, выпил стакан вина за их здоровье, кланялся офицерам, называл их своими товарищами. Дважды виделся (второй раз инкогнито, в биллиардной) с восьмилетним королем Людовиком Пятнадцатым, с принцем-регентом герцогом Орлеанским, маршалом Виллеруа, герцогом Антьенским, герцогиней Берри. Охотился на кабанов и оленей в Фонтенбло, побывал в Версале, Булонском лесу, Медонском замке, в Сорбонне, колледже Мазарини, Королевской библиотеке, Луврской галерее скульптуры и живописи, в зверинце, на Монетном дворе, фабрике гобеленов. Присутствовал на ученьях французской и швейцарской гвардий, слушал в театре оперу «Гипермнестра», любовался танцами несравненной девицы Прево. Накануне отъезда, накупив кучу картин, книг, инструментов, приборов, страусов, попугаев в клетках, экзотических растений, отправился в Парижскую обсерваторию, чтобы познакомиться со славнейшими астрономами и географами братьями Делиль, Гийомом и Жозефом-Николя. Остался доволен беседой с учеными мужами, возможностью понаблюдать за небом (увы, в этот час суток не звездным) с помощью новейшего пассажного инструмента. Радовался подарку – врученному старшим братом Гийомом «Всемирному атласу», лучшему в описываемую пору собранию географических карт, лишенному ошибок в изображении океанов и материков, которые существовали со времен Птолемея, изображавшему с достаточной для своего времени точностью пропорции и протяженность (по долготе) Средиземного моря, Африки, Центральной и Северной Европы. Сидя в гостевой зале за столом листал гравюры с рисунками и орнаментами на полях, цокал языком. Остановил внимание на подкрашенном акварелью листе «Тартария и Московское царство». Жестом подозвал участвовавшего в беседе в качестве переводчика барона Шафирова.

      – Переведи барон! – молвил с усмешкой. – Карты, мол, отменные. Есть, однако, ошибочка. Гляди, господин Делиль?.. – Ткнул пальцем в левый угол гравюры, где, вытянувшись вдоль меридиана, темнел заштрихованный овал Хвалынского моря. – Не впадают в оное море реки, Оксус и другая, Яксарт. Вон куды текут, видишь? В Арал-море трухменское. Обнаружил сие подданный мой, капитан гвардии Бекович-Черкасский, посланный для морских и сухопутных изысканий на границы империи нашей. Привез оттоль новый чертеж для показа. Ворочусь домой, вышлю вам список для поправки. А за карты, господа академики, спасибо. Зело хороши…