В правом нефе. Евгений Крашенинников
Читать онлайн книгу.
языки, то возник эффект ровно противоположный ожидаемому. Благое намерение, что теперь Литургия станет понятнее, превратилось в подспудное, часто не проговариваемое вслух, но проявляющееся в реальных действиях убеждение, что она уже понятна и, значит, её долгое, кропотливое, трудное понимание Народом Божьим особо и не требуется. Кто у нас регулярно занимается литургическим образованием прихожан после «курса молодого бойца» на катехизации? Знаю одного священника (правда, не латинского обряда); знаю одного мирянина, выпустившего книгу о Пасхальном цикле (его все знают) … А кто ещё: систематически, регулярно, считая это важным делом, так как в Литургии совершается дело нашего искупления? Наверное, есть, но точно не все, не большинство, не часто…
Когда Литургия служилась на латинском языке, у прихожанина мысли не было, что он понимает всё; сам язык свидетельствовал о том, что здесь остаётся тайна. При этом смысл Литургии мог быть так же ясен для верующего, как был бы при участии в Литургии на русском, чешском или французском. Когда мы оказываемся в другой стране или на Мессе в англоязычной группе, мы же понимаем, что происходит? На итальянской Мессе мы же понимаем, что сейчас Церковь участвует в совершении бескровной Жертвы? На венгерской мы догадываемся, что в этот момент возвещаем смерть Господа, пока Он не придёт, и возобновляем Завет Господа с людьми? На французской мы уверены, что на наших глазах происходит величайшее чудо Пресуществления хлеба и вина в Тело и Кровь Христа-Спасителя? Так же и на Мессе на латинском языке люди были в курсе этого. (Или не были, как могут и не быть в курсе католики, участвующие в русскоязычных богослужениях и читающие этот текст). Просто вопреки убеждению некоторых людей, что «раньше всё было на латыни, и как же люди жили…», на латыни было не всё: Библия была переведена задолго до Второго Ватиканского собора, бессчётное количество книг существовало на всех языках веками, проповедь произносилась на родном языке (и это было обязательным требованием ещё Тридентского собора), в воскресных школах разговаривали так же, как дома – ну и молились люди Господу об урожае, об излечении от болезней, о горестях и радостях на родном португальском, польском или китайском.
Степень понимания происходящего на Мессе ничуть не увеличилась с переводом Литургии на «понятный» язык. Раньше верующие знали, о чём говорится в постоянных, несменяемых частях Мессы – так же и сейчас (знать содержание «Pater noster» и «Sanctus» так же легко, как и на родном языке; понимать их смысл так же сложно или просто на любом). Раньше верующие не понимали (и даже не слышали) молитв священника, распевая проприй или молясь в это время индивидуально (то есть самостоятельно, активно). Сейчас верующие слышат слова священника на родном языке, но вот, положа руку на сердце, какой процент прихожан слово за словом следит за этим текстом, а не думает в это время о своём – сакральном или светском? И это не характеризует их дурно;