Кто-то должен быть лохом. Александр Валентинович Степанятов
Читать онлайн книгу.
окрадывался под шлем, остужая мою бестолковую голову. Было раннее утро последнего апрельского дня. Я проскочил мост через Ворону и чуть придавил гашетку газа. Было прохладно, всего градусов семь или восемь тепла и пришлось одеться потеплее. Мотоцикл можно было продать здесь и ехать на поезде, но мне было жалко с ним расставаться. Я мечтал о нем лет десять, а ездил всего неполный год. А если выкинуть пять месяцев зимы, то вообще… Поэтому решил пока оставить. Привык уже я к нему, как к родному.
Небо было чистым и ясным. Впереди уже выплывал из-за горизонта, оранжевый диск светила. Но я знал, что дорога скоро повернет налево и оно окажется справа от меня, а потом и вовсе за спиной. У перекрестка, на примыкающей дороге к бывшему совхозу «Коммунар», стояла гаишная «Приора». Я предусмотрительно сбросил газ, и проезжая мимо вывернул голову, заглядывая в салон. Так и есть, оба мента спали, натянув на морды фуражки.
– Твари. – Вырвалось у меня. – Я опять прибавил газ и чуть наклонил байк в лево, плавно вписываясь в пологую дугу трассы.
Зовут меня Сергеем Клычевым и родом я из этих мест. 1992 года рождения. Говорят, что в роду у нас были то ли татары, то ли казахи, в общем тюрки. Потому что с тюркского языка слово КЛЫЧ, переводится как МЕЧЬ. На запад от Воронежа, протекает небольшая речка Ведуга, на берегу которой стоит небольшой городок Комли. Будучи пацанами, мы гордились, что мы «Комлинские» и считали себя самыми крутыми в округе. А на том берегу речки, через которую перекинут давно не ремонтированный и обшарпанный, железобетонный мост, стоит деревня Агапка. Вот оттуда родом мой отец. Бабку я вообще не помню. Она померла, когда мне было лет пять, а дед пережил её на восемь лет. Характер у него был сварливый и не уживчивый. Всю войну прошел, от и до… К тому же, был любитель закинуть стопочку, другую. После того, как мои родители переехали в Комли, он остался жить один. Все копался в своем подвале и никого туда не пускал. Постоянно всех стращал, что немцы не успокоятся, а еще всем покажут. «Зря им слабину дали, теперь жди дерьма». – Бурчал он, но на него никто уже не обращал внимания. И ещё, он никогда не пускал меня в гараж. В открытые створки ворот, я видел его молочного цвета «копейку» с хромированными фарами и бампером. Но подойти ближе не решался, во избежание получить от деда пинка под зад. С возрастом, я все меньше бывал у деда и почему-то плохо помню его похороны. Из всего, запомнился только венок из хвои с черной лентой и мамин плач. Я где-то читал или смотрел передачу, что мозг человека, старается избавится от тоскливых и хороших событий. Оставляя в памяти, наиболее яркие и с долей экстрима. Я вот до сих пор помню, как сползая с забора, порвал новые шорты и боялся идти домой. А было мне тогда, года четыре. И хорошо помню, как отец подарил мне первые в моей жизни, настоящие, фирменные джинсы «Avis». Я аж визжал от восторга. Потом, когда мне было шестнадцать, от инсульта, умер отец, а где-то через полтора года и у мамы нашли онкологию. Так я остался один. Ещё при жизни, отец несколько раз пытался продать дедовский дом, но покупателей практически не было. Дом стоял на окраине. Самый последний по единственной улице. Когда то, здесь шумела жизнь. Работал магазин и клуб, в который приезжала молодежь из соседней деревни и даже из Комлей. Отчего происходили неизбежные драки деревенских с городскими. А сейчас деревня тихо и не кому не мешая, разваливалась. Молодежь давно оттуда свалила, а старики, не желая покидать родные места, потихоньку вымирали. Лет десять назад, километрах в двадцати от города, построили газокомпрессорную станцию. А одна из газовых веток, прошла почти через деревню, всего в десяти метрах от дедовского дома. Некоторые возмущались, но бесполезно. Им сказали, что скоро вообще их деревню снесут, потому что рядом построят целлюлозную фабрику. Когда я пришел с армии, фабрику и вправду построили, но деревню, так и не снесли. До службы, я иногда приезжал туда, проверить машину, да и вообще… Кстати, в подвале я ничего не обнаружил. Верстак, столярный стол и кровать без матраца, под которой валялась куча пустых бутылок. Тяжелый дубовый шкаф у стены и потрескавшийся портрет Сталина, на темно-серой, грубо сколоченной, деревянной стене. Так прошло мое детство и юность, а служить меня призвали вместе с Пашкой. Мы просились попасть вместе, и нас отправили в Рязань, в штурмовую роту ВДВ. После трех месяцев учебки, нам предложили на выбор. Или отправляться по распределению в часть, или нас оставят ещё на три месяца спец курсов. Но тогда, мы должны дать подписку, что после окончания срочной службы, подпишем контракт, минимум на год. Мы с Пашкой и еще четыре пацана, включая Асхата, решили остаться.
Дорога выровнялась и теперь бежала строго на север. Солнце уже поднялось и чуть потеплело. А может мне только так казалось… Выветрилась утренняя влага и воздух заметно прогрелся. Я опустил взгляд на спидометр. Сто десять. Нормально. По трассе много поселков и быстро скинуть небольшую скорость не проблема. Поутру, все патрули выползают на трассу, трясти фуры, ну и так, кого придется.
Впереди приборной панели, прямо над фарой, тускло мигала маленькая красная лампочка видеорегистратора.
Рос я обычным уличным пацаном. Учился так себе. Больше проводили время во дворе. Отсюда драки и прочие проблемы. Мать ругалась, называя меня «дедовским отродьем». По мелким шалостям, родители платили штраф и давали мне пиздюлей,