Божественная комедия артиста Кукурузина. Елена Трещинская
Читать онлайн книгу.
ными именами героев. Нет, Кулешова очень убедительна в меланхолических героинях, хотя характерную роль не потянет, а артистка Саморина…
– Здрасьте…
… прошла мимо. А ведь она вчера удостоила Кукурузина целым монологом на тему «мой партнёр, народный артист, всё такое, конечно, но ему уже под восемьдесят и кто бы ему текст вложил в голову, забывает, замотали дублями»… Эта Саморина хороша в своей роли зечки, ярость передаёт смачно.
«Да, я здесь – ни рыба ни мясо. Я – соя». Кукурузин с тоской оглядел съёмочную площадку: гримёры гримируют, осветители двигают приборы, операторы переговариваются и жестикулируют, режиссёр смотрит в пачку листов, ассистенты носятся по всей Розе ветров…
Эх, никто, никто и не подозревает, что вот тут рядом с ними, всеми толкаемый, сидит гений, Кукурузин, артист десятых ролей, конечно, но писатель не хуже сотен писателей. Тех, чьи книжки лежат в центральном книжном, толстые, дорогие, под табличкой «Хит продаж. Новинки». Если бы они только знали, что не так уж он, Кукурузин, и лелеет мечту стать народным или хотя бы узнаваемым на улице героем телевизора, как вот этот пижон Хромов…
– Здрасьте.
… герой-любовник семи сериалов, и вправду большой мастер эти пузыри надувать. Хромов только что соизволил подъехать, чмокнул Кулешову – сейчас будут по команде «мотор» вечную любовь намыливать по застиранному сценарию. Прачечная.
Нет. Кукурузин настолько глубже всей этой призрачной суеты, что сейчас вот сорвался бы с места и сбежал отсюда навсегда, если бы не Маля.
Она гордится, что её возлюбленный – артист кино. А разочаровать её, а хуже – потерять, нет. Кукурузин будет терпеть, и писать свои книжки тайком. Почему тайком? Почему бы не почитать их Мале? «Обязательно почитаю, только вот закончу «Божественную комедию два», дам прочитать сначала маме, а потом уже Мале…»
Маля – это чудо, это любовь. Имя одно чего стоит. Полное имя у неё тоже кайф – Милина. Съел бы всю.
Февральский снежок уже почернел и почти сполз с дорожек парка. Кукурузин возвращался домой со съёмки в тот же день, когда ЭТО произошло в его жизни. Он просто решил прогуляться, дать крюк через Царицынский музейный парк. Благо, открыт, пока ещё не вечер. Свои пару сцен Кукурузин отыграл ещё до обеда и как был в кадре взъерошенным, сутулым и в своей синей куртке, так и пошёл домой, застегнув в нагрудном кармане нехитрую денежку за половину смены. «Зато я начитанный. Вот, у меня с собой книжка, написанная в четырнадцатом веке итальянским поэтом Данте Алигьери. «Божественная комедия». На съёмочной площадке про такого не слышала половина народу. Или две трети. Может, поэтому я на пятых ролях?.. Тридцать пять лет, мне уже тридцать пять лет…»
И тут арифметику Кукурузина прервали сладкие видения настоящего кино, снятого по сценарию его, «самогО» Николая Кукурузина. Средневековая Италия, город Равенна, сильный ветер с моря, на берегу стоит старый поэт Данте Алигьери и придерживает обеими руками шапочку, чтобы не слетела. Звучит музыка, выражающая смятение души, а вдали, за фигурой поэта зритель видит горящие факелы праздника, суету танцующих и пьяных горожан. И крупно – полный слёз взор Данте, это последний день его жизни… Его мог бы классно сыграть Годаберидзе. А почему бы и нет? Великий Ираклий Годаберидзе.
Есть же имена у людей, сразу понятно – артист. Имя Николай для артиста – очень «не очень». Мама, бывший врач, назвала так сына в честь знаменитого врача Николая Амосова, своего кумира, а сынок теперь обречён переживать всю жизнь. Так, не отвлекаемся. Великий Данте стоит у моря и плачет.
Мимо Кукурузина прошла толпа китайских туристов, каждый из них разговаривал друг с другом одновременно: достопримечательности Москвы их впечатлили.
Кукурузин остановился, чтобы пропустить китайцев вперёд и втянул носом воздух. Тепло, весна.
Опять пошла арифметика. «Семьсот лет назад поэт Данте Алигьери, – Данте, тоже имя подходящее для гения, его мама всё продумала, – написал «Божественную комедию», длинную поэтическую историю, про то, как к нему однажды явился древнеримский поэт Вергилий и предложил путешествие по Аду, Чистилищу и Раю: раз, два, три. И дальше – что и кого поэт там увидел. Телека не было, были поэты и их «сценарии», плюс воображение читателей – вот вам и сериал. Минус – мутноватая картинка. Но главное не это, а смысл. Ад и Рай – понятно. А Чистилище? Тот же ад, только помягче: никакой свободы.»
– Чистилище… – Кукурузин засмеялся женским голосом, но тихонько, хоть никого поблизости и не было. – Переводчики это слово изобрели? Или Папа Римский?
Открывая дверь, сразу понятно, дома любимая или нет. Пока нет. Значит можно сразу в обуви на кухню, к кастрюле. Кукурузин с чувством вины за мокрые следы на паркете достаёт макаронину пальцами и ловит ртом. Маля забыла это посолить. Или соль кончилась? Соли нет. Назад на улицу.
Кукурузин молодецки выскочил из подъезда и мягко врезался в юношу, стоявшего на крыльце.
– Ох, пардон, парень… – произнёс Кукурузин и побежал к огням торгового центра.
На обратном пути в подъезде, под вопли консьержки, он увидел паренька, в которого врезался полчаса