Телефон разрывался уже не первую минуту. И не первый раз подряд. Но Толик был настолько увлечён писаниной, что не сразу заметил этот трезвон. Пока рука нехотя нащупала мобилу, та уже умолкла. Одинадцать пропущенных. "Сонечка"…

      "Кто такая Сонечка?.. Ах, да! Мля… Совсем забыл про её существование".

      Сонечка казалась чем-то далёким-далёким. Из каких-то глубин истории. Ещё до Владимирской эпохи. До Рюрика даже. До Гастомысла.

      Кто она была для него? Случайная связь? Попутчица, на ходу впрыгнувшая в тамбур, открытый для проветривания? Ей даже не было места в коридоре, не то, что в купе. Так, перепихоны от случая к случаю между полустанками под стук колёс. Обидно? Наверное. Но он ничего ей не обещал. Не он её звал. Она сама как безбилетница всплывала в эпизодах. Она-то, может быть, была иного мнения. Но…

      Толик не был полигамен, не был однолюбом. От своих пассий он не требовал верности. Наоборот, его больше привлекали те особи, что пользовались вниманием других самцов. Удовлетворив своё эго, покорив очередную красотку, он терял к ней интерес. Видя "бывшую" с другим, был абсолютно равнодушен, не терзаем ревностью. Но он так же свободно общался с любой девушкой. Не обязательно пафосной наружности. Мог мило разговаривать и с признанной дурнушкой, выискивая в ней что-то, не замеченное другими. Возраст собеседницы тоже для него не был преградой. Мог имитировать флирт с женщинами, годящимися в матери, без всякой мысли на интим. Но никогда не снисходил до общения с малолетками. Они были для него табу. Даже иногда как бы их и не замечал. Особенно тех, кто сам настойчиво проявлял интерес. Были ли у него отношения с клиентками помимо рабочих? Нет! Этого он не допускал, в отличии, к примеру, от Петра, сослуживца, который не мог удержаться от того, чтобы не затащить клиентку в первую же встречу сперва в ресторан, а потом как следствие и в постель. Флиртовать в рамках приличия Толик мог, но не более того.

      Саша. А, вот с Сашей всё было иначе! Она стала за эти несколько дней для него всем! Вытеснив собой всё и вся! Ради неё он готов был бросить всё и уйти в даль, лишь бы вместе с ней. Он готов был ей декламировать стихи в ночи под полной луной, готов был целовать её руки, боясь потревожить мысль даже намёками на большее. Он с восхищением мог часами смотреть как она работает, мастерски орудуя инструментами, сам находясь в бездумной прострации. С Сашей он чувствовал себя всемогущим. Перед ним расступались горизонты и разверзались моря, небо расширялось до края вселенной!

      – Да, Соня? Что ты хотела? Нет. Я далеко. Нет, ко мне не надо приезжать. Я занят. Может. Может быть и другой. Не истери. Тебе это не идёт. Соня, ты удивительная девушка, я восхищаюсь тобой, возможно, ты самая красивая во всём мире! Ты достойна большей участи! Нет, я не тот, кто именно тебе нужен… Нет. Нет. Не так. А я говорю – не так! Поверь, я знаю что говорю! По тебе сохнут тысячи парней и мужчин. Они за счастье сочтут даже взгляд твой поймать! Ну, милая, на хнычь! Тушь размажется. Что? Какой татуашь? А, ну, да, татуашь, понимаю. Тем более! Тебе это не идёт… Нет, не ведьма. Да я обожаю тебя! Но я сейчас занят! Нет, не кем, а чем! Да, я снова стал писать. Да, может быть и так. Нет! Мне не нужна сейчас муза. Мне нужен покой и сосредоточение. Всё! Пока! Целую. Крепко, крепко! Да, и там тоже! Ты прелесть!

      … "Муза. Нужна ли мне Муза? Возможно – да. Но не…" – Толик задумался.

      Была ли Саша Музой? И что такое Муза для творца? Толик мог зачитывать часами для восторженной Саши свои шедевры, а мог при виде её бросить мысль на полуслове и просто любоваться её грацией. Её простыми искренними движениями. Мог в её отсутствие писать и как бы слышать её одобрямсы или критику. Он ловил себя на мысли, что пишет и ждёт именно её реакции на написанное, но ещё не продемонстрированное ей. Была ли она той Маргаритой, что вдохновляла Мастера в бессмертном произведении Булгакова? Нет, в их жизни не было ни Воланда, ни Бегимота (Паучиха не в счёт, это его личный глюк). Их не искушали балами, не упрятывали в психушки. Да и Саша не сбегала от ненавистного мужа.

      Стоп. А что он знал о Саше? Ни-че-го… Он не интересовался её прошлым. Не допытывался сколько у неё было до него. Ему это было безразлично. Он знал её настоящей и знал наверняка, что прошлого у неё не было! Никакого! А, может, он сам её выдумал, сотворил? Может со стороны всем кажется, что он ходит в пустую комнату, когда она, якобы работает, запирается один в своей, болтая сам с собой часами? На людях они обычно почти не общаются. Да и ребята буд-то не замечают её, обращаясь всегда лишь к нему. Почему ею не заинтересовался ни один работник, оторванный от дома чужбиной, от семьи, от женской ласки? Надо у Серёги спросить, он не соврёт. Хотя нет гарантии, что Толик услышит правильный ответ и не вставит мысленно свой в его речи.

      Толик вдруг подумал ни к месту, оторванно от темы – а почему он детскую спланировал на втором этаже? Не опасно ли для детей постоянная беготня по лестнице, открытое окно на втором этаже? Первый этаж распланирован