В год несметный от Рождества Христова, в год десятитысячный от явления Царя неумирающего, милосердного Князя Смерти, Гидеон Нав взяла свой меч, сапоги, захватанные журналы и ушла из Девятого дома.

      Она не убежала. Гидеон никогда не бегала, если это не было абсолютно необходимо. В кромешной предрассветной темноте она небрежно почистила зубы, плеснула водой в лицо и даже смахнула пыль с пола своей кельи. Встряхнула просторное черное церковное облачение и повесила на крюк. Она проделывала все это каждый день больше десяти лет и не нуждалась в свете. Темнота, характерная для равноденствия, держалась здесь месяцами. Так или иначе, определить время года было несложно по скрипу и треску отопительных клапанов. Она оделась с ног до головы в полимер и синтетическое волокно. Причесала волосы. Присвистнула сквозь зубы, отпирая сигнальный браслет. Осторожно положила браслет вместе с украденным ключом на подушку – так в дорогих отелях кладут на подушки шоколадку.

      Выйдя из кельи с закинутым за плечо мешком, она потратила немного времени и спустилась по пяти пролетам к безымянной нише матери. Чистая сентиментальность. Мать ушла отсюда, когда Гидеон была еще совсем малышкой, и уже никогда не вернется. Потом пришлось долго идти обратно наверх по двадцати двум пролетам, где ни единый огонек не разгонял густую темноту. Она направлялась к шахте запуска и приемному отсеку, куда должен был прибыть ее транспорт.