Однажды в час обеденный, размеренный и расслабленный, Павлина Куприяновна стол накрывала для обеда знатного, приготовленного с трепетом и обавью для мужа своего прелюбимого Тихомирова Данила Александровича, разомлевшего после работы праведной по восстановлению деревни своей родной Ивакино и блаженствующего от вида и заботливых хлопот ненаглядной женушки обожаемой, с которой вот уж год как душа в душу жил и радовался счастью заслуженному…

      Как вдруг в дверь отчаянно стукнули, разбивая миропорядок и блаженство семейное. И ворвались двое мужчин разного вида с лицами хмурыми, серыми, обеспокоенными.

      – Здесь ли проживает староста мудрая? – спросил один.

      – Это ли дом Павлины Куприяновны? – спрашивал другой.

      Глянула хозяйка на незваных гостей и оторопела, ложки деревянные расписные на пол роняя, будто привидение старое завидев. Да и Данил Александрович рот приоткрыл от неожиданности.

      А ведь и вправду видок у гостей был престранный: один – так еще ничего себе, мужик как мужик, в вышиванке светлой прекрасивой – сразу видно большой человек, староста или большак семейства какого, да только весь взъерошенный, лицом бледный, глаза на мокром месте. Что же мужа уважаемого напугать так могло?

      А второй – батюшки светы, смотреть страшно: длинный, белесый, с глазами прозрачными, на башке колпак высокий, острием по потолку скрябает, в балахоне длинном, по полу покрова волочает. Ну, точно иль колдун черный, или того похуже – посланник дьявольских сил! Не жди добра ни от того, ни от другого…

      Ворвались и друг на друга глазами стрельнули: кто первый речь держать станет?

      У белесого вид пострашнее имелся, мужик в вышиванке тоже оторопел и стал подальше отодвигаться. Потому начал в колпаке:

      – Славы и почета! – сглотнул, дыхание восстанавливая. – Простите торопливость неуважительную, волнение вскидчивое, что без предупреждения в дом к вам жалую. Однако ж дело, с каким прибыл, не терпит промедления. Нет времени на церемонности… Не взыщите, – и к словам поклон от души в пол присовокупил.

      «Хоть и странный, а воспитанный», – подумалось всем присутствующим.

      – Можно ли наедине с уважаемой старостой переговорить? Дело наиважнейшее, вселенского масштаба, требует секретности.

      Хотел было мужик в вышиванке что-то сказать да Данил Александрович было ответить, что давно в этом доме старосты нет, да только взглянули оба на Павлину Куприяновну и ахнули разом, святым знаменем себя осеняя. Побледнела женщина, будто кровь от тела отлила, глаза засветились неясным мерцанием, а вокруг головы венец переливами золотыми заярчал. Диво дивное! Чародейство неведомое! И попятились оба из избы, понимая без слов, что творится нечто несусветное, для человеческих глаз недосягаемое, для ушей – недоступное.

      – Мира вашему дому, Павлина Куприяновна.

      – И ты живи в благости, Радагость, – склонила голову женщина. – Сто лет в обед как не виделись, и хоть рада зреть тебя, да боюсь спросить – зачем пожаловал. Не каждый день на крыльце своем ангела встретишь.

      Белесый человек улыбнулся слегка, плечами балахон с плащом стряхнул, а оттуда, о чудеса, вместо рук крылья белоснежные, будто лебединый пух, выпорхнули:

      – Беда, Павлинушка… Напасть, которую семь веков не ждали, думали, сгинула начисто, – возвращается…

      Павлина Куприяновна рот рукой прикрыла от ужаса.

      – Ведь уж и забыли про страсти прошлые, зажили жизнью человеческой. Да, рановато, видимо… Спасибо пращурам наимудрейшим, чудодеям великим, звездочетам магическим, кто око свое не сводил с небосвода ни секундочки, зная, что ухо востро держать надобно, узрели беду. Не верило общество поначалу, что после мытарств и проигрыша преогромного восстановится нечисть проклятая и опять захочет вернуться на Землю Русскую, снова тараном ее брать вознамерится, нарываясь на силу нашу славную. Да память истощается и у супостатов, верно. Мало монстрам выдали в запрошлый раз, опять хотят кровушки русской испить. Возвращается иго… – понизил голос полный суровости странный гость.

      – Кажи мне, друг добрый, как все было… – голосом глухим молвила Павлина Куприяновна.

      Крылья ангельские в сторону развелись, освещая своим великолепием светелку деревенскую, и будто пропало все вокруг от такого лучезария. Через пространство и время, сквозь туман и звезды узрела Павлина Куприяновна просторы Земли Русской до самых до пределов вселенских, что с чернотою граничила, там, где нога человеческая не ступала, а лишь пращуры титанические на своих плечах могучих